иному. Именно так, как я сейчас. Изменить мнение вас заставляет боязнь за карьеру, за свою пенсию. Ради этого вы готовы бросить под ноги и честь, и самолюбие.
Полковник вскочил.
— Заткнись! — заорал он яростно. — Умник хренов! Пошел вон! Собирай вещи и к чертовой матери! В двадцать четыре часа!
Тесля поджал губы, круто повернулся через левое плечо и вышел. Начальник штаба полка, присутствовавший при их разговоре, встал, прошелся по канцелярии. Спросил:
— Ты всерьез решил его гнать?
— Какие могут быть шутки?! Прикажи оформлять документы и выдели сопровождающего до границы, чтобы он по дороге ничего не отмочил. Наглец! Подонок! Я в его возрасте твердо знал, что такое дисциплина. Раскрыть пасть на командира полка и оскорбить его…
— Ты сердишься, Юпитер, и, должно быть, не прав. А сердишься потому, что он ударил тебя под дых. Разве не боязнь за свою шкуру делает нас сегодня не такими смелыми, какими мы были раньше? Лично меня — да. Хотя внутренне я на стороне капитана.
— Брось, ты как был марксистом, так им и остался. Говоришь одно, веришь в другое, в уме держишь третье…
— Все-таки одумайся. Вломи взыскание, но выгонять…
Начальник штаба не усек то, что сразу понял Тесля: решение о его судьбе принимали на уровне военных богов в штабе Группы войск. Командир полка лишь озвучил чужое решение.
В Москве Тесля явился в Главное управление кадров. Розовощекий молодой полковник, явно выдвиженец переворота, сочувственно спросил:
— Ты хоть этому подонку хорошо врезал?
— Вроде бы, — смущенно ответил Тесля. — С копыт он рухнул…
— Правильно поступил. Давить эту сволочь, давить надо, а мы со всеми цацкаемся. Дипломатия, видишь ли, сопли-вопли. У меня есть заявка на ротного в воздушно-десантную дивизию. Ты мастер спорта, не пьющий, пойдешь?
Так Тесля оказался под куполом парашюта. Тянул лямку (чтобы звучало более по-десантному, можно сказать — тянул стропу), вывел роту в отличные, но с осени прошлого года охладел ко всему — к службе, к карьере.
Началось с того, что он съездил в Москву на стрелковые соревнования. Движимый любопытством, сходил и даже постоял на Новоарбатском мосту. Расстрелянная демократия глянула на него пустыми глазницами окон Белого дома. Некогда белоснежные стены, подпиравшие золотой герб вольной России, закоптились, почернели в огне пожара. На душе стало муторно и гадко. Он увидел, что те, кого всегда называли защитниками, вдруг стали карателями. Не полиция, не внутренние войска, а знаменитая Таманская мотострелковая дивизия запятнала свое знамя кровью людей России. И не нашлось в ней офицера, который бы на проклятом мосту, встав на броню, пустил себе пулю в лоб. Пулю чести, пулю вразумления. За деньги, за поганые бумажки офицеры-таманцы стали способны на все — даже на подлость и бесчестье.
Вернувшись в полк, Тесля подал рапорт: «Прошу уволить в запас». Как человека неблагонадежного его освободили от должности и вывели в резерв, где он ожидал приказа министра об увольнении.
Выслушав сбивчивый рассказ офицера о своих злоключениях и взглядах, Прасол решил: такого он может взять в свою команду. Человек смелый и главное — предельно искренний, честный.
— Садитесь, Владимир Васильевич, — предложил он капитану.
Тот опустился на стул, который скрипнул под его мускулистым телом.
— Давно подтверждали спортивную классификацию?
— Какую? У меня их три.
— По самбо.
— Ровно неделю назад вернулся с чемпионата. Золотая медаль.
— Не хило, — оценил Прасол. — Во всяком случае, так бы сказал мой сын. А по стрельбе?
— В этом году уже бывал на соревнованиях.
— Мастер?
— Так точно.
— Сейчас я задам вам вопрос. Только не обижайтесь, если он покажется странным.
Капитан пожал плечами. Мол, ваше дело спрашивать, мое — отвечать.
— В поле три куста. Идет дождь. Под какой куст заскочит заяц?
Тесля взглянул на Прасола пристально, пытаясь угадать меру серьезности, с которой должен прозвучать ответ. Червяков напряженно подался вперед.
— У зайца в дождь нет выбора. Под какой куст ни заскочи, он будет мокрым. Суше других может оказаться самый густой.
Прасол кивнул, соглашаясь.
— Разрешите мне? — спросил Червяков и лукаво улыбнулся. И, не ожидая согласия, сказал: — Вы, товарищ капитан, пилот транспортного самолета. Рейс Тула — Новосибирск. Груз двадцать пассажиров и гуманитарная помощь Красного Креста. Сколько лет пилоту?
— Думаю, двадцать девять, — ответил Тесля, усмехаясь.
— Двадцать три! — торжествующе поправил кадровик и пригладил макушку.
— Да нет, товарищ майор, — вмешался Прасол. — Капитан не ошибся. Рейс-то у вас не Новосибирск — Тула, а Тула — Новосибирск.
— Фу ты! Я перепутал! — Червяков был искренне огорчен и потому потер макушку еще яростней.
Прасол познакомился с десятью офицерами и отобрал двух капитанов — Теслю и Бориса Ивановича Шуршалова. Он собирался пригласить на беседу одиннадцатого, когда в дверь постучал старший лейтенант Пермяков.
— Разрешите, товарищ полковник? Я согласен. Говорят, у вас мощные тесты. Я готов…
— Садитесь. Вот вам набор фотографий. Вглядитесь. Затем я покажу второй. Скажете, какие лица повторяются.
— Готов.
Через три минуты на стол лег второй монтаж.
— Теперь взгляните сюда.
Пермяков скользнул взглядом по снимкам и трижды ткнул пальцем в разные места.
— Вот, этот и этот. Очко?
— Отлично, — оценил Прасол, постаравшись скрыть удивление. — Как вы угадали?
— Несложно, товарищ полковник. До меня тут уже пальчиками тыкали. Если приглядеться — глянец потерт.
— Еще раз отлично. За находчивость.
— Иначе и быть не могло.
— Вам не вредит самомнение? — спросил Червяков ехидно. Он до сих пор не мог простить отлуп, который получил его любимец Чижов. — Вы ведь всего старший лейтенант…
— Разве монополия на способности у майоров и выше?..
Прасол с интересом следил за пикировкой. Пермяков был дерзким, острым на язык. Он, несомненно, не испытывал боязни перед начальством. Такие люди обычно в равной мере способны на дерзкие дела и безрассудные поступки. В мирное время в армии их часто губят тем, что всячески прижимают, стараясь подровнять под общую гребенку. И они обычно уходят из ее рядов до срока сами, либо их выгоняют «по служебному несоответствию». Зато в боевой обстановке, если шальная смерть не останавливает их порыва, они взмывают высоко вверх, быстро набирают чины и награды. Среди трех отобранных Пермяков был явно самым шустрым.
— Не знаю, лейтенант, не знаю, — задумчиво сказал Червяков, и в глазах его сверкнул мстительный огонек. — Я бы на месте товарища полковника на ответственное дело вас не взял.
— Я бы вас тоже, товарищ капитан.
— Забываетесь, Пермяков. Я — майор.
