Дело ему не нравилось, и он не скрывал этого.
— Обойдемся, если вы поможете.
— Как?
— Вам передадут две бутылки «пепси». Одну початую, вторую — закрытую пробкой. Поставьте их на видном месте в кабине. Из открытой пейте. В присутствии террористов как можно чаще.
Чигирик догадался, в чем дело.
— Вы их отравите?
Мацепуро посмотрел ему прямо в глаза.
— Я похож на отравителя?
— Нет. — Чигирик смутился. — Однако как угадаешь?
— Не надо угадывать, капитан. Травить я никого не буду. И главное, держитесь с ними спокойно. Погоны снимите. В случае чего — скажете, что старший лейтенант…
— Это нужно?
— Да. И помните, о вашей безопасности я договорюсь. По обычаям гор. Обязательства они не нарушат.
Взяв у Глущака Коран, Мацепуро обнял майора за плечи.
— Спасибо, Федор. Мне пора возвращаться. К своим чайникам. Там жара — как бы не закипели…
Рахман нервничал. Он стоял у окна, прикрытого занавеской, и жадно курил. Теперь уже он не смог бы продемонстрировать свое спокойствие, вытягивая перед собой руки: пальцы, державшие сигарету, дрожали. Пребывание в духоте и томительное ожидание измотали боевиков.
Мацепуро подумал: если этих людей сейчас отпустить с миром, они уже вряд ли согласятся повторить подобную авантюру. Это только кажется, что стрессы изматывают тех, кто борется с террористами. Сами бандиты нервничают не меньше. Разница в том, что трясущийся от ярости, брызжущий слюной и размахивающий автоматом террорист — это нормально, а вот представитель закона не может позволить себе такую роскошь — «завестись».
— Скоро? — Этот вопрос уже не волновал, а прямо-таки изводил, терзал боевиков.
— Скоро. Уже есть вертолет. Военный. Сельхозный не дали. Но я должен обеспечить безопасность летчика.
— Хорошо, обещаю. Вертолетчика не трону. Согласен?
— Нет, Рахман. Скажи так: вертолетчика не трону ни я, ни мои люди.
— Ты что, юрист, так формулируешь?
— Нет, просто хочу, чтобы ты соблюдал договор.
— Ни я, ни мои люди вертолетчика не тронем.
— Хорошо. Вот Коран. Он на русском, но Книга Аллаха на любом языке его Книга. Или ты считаешь по- другому?
Мацепуро вытащил из кармана книгу размером в ладонь.
— Коран — всегда Коран, — согласился Рахман.
— Тогда смотри сюда. Видишь эти строки? Читай за мной. «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Клянусь солнцем и его сиянием, и месяцем, когда он следует за ним, и днем, когда он его обнаруживает, ночью, когда она за ним следует, и небом, и тем, что его построило, и землей, и тем, что ее распростерло, и всякой душой, и тем, что ее устроило и внушило ей распущенность и богобоязненность, что мы не причиним вреда вертолетчику».
Рахман с торжественным видом повторил клятву. Снял руку с Корана. Улыбнулся.
— Ты защитил вертолетчика лучше, чем мулла.
— Верю.
— Теперь я хочу, чтобы ты нас не преследовал.
— Мы договорились говорить друг другу правду. Так?
Рахман посмотрел на Мацепуро удивленно: какая правда возможна, если имеешь дело с врагами? Однако ответил утвердительно:
— Договорились.
— Тогда скажу. От тебя, Рахман Мадуев, я не отстану. Так что готовься к худшему. С вертолетом все будет честно: куда скажешь, туда тебя доставят. В воздухе огня открывать не станем. Но там, где ты окажешься, я тебя найду и буду преследовать. Если, конечно, ты снова кого-то не купишь и мне не прикажут свернуть операцию.
Рахман засмеялся нервным смешком. Он понял всю серьезность предупреждения, но виду подавать не хотел.
— Не веришь, командир, что куплю? Да? А я куплю. Все вокруг — сволочи. У меня будет миллион баксов. Кому покажу тысячу — рот раскроют. Как крокодилы… Они тут у вас все жадные, как собаки.
15
В тюрьмах все устроено так, чтобы человек, переступивший порог узилища, сразу же почувствовал себя скотиной, попавшей в загон.
Полуян, заложив руки за спину, шагал по длинному коридору с зелеными, облупившимися стенами, с полом, выложенным красно-белой кафельной плиткой. На полу зияли проплешины, залитые цементом, — плитки повыпадали, и никто не счел нужным уложить их на свои места. Проще было заляпать дыры.
Позади заключенного, весело поигрывая резиновыми дубинками, шагали два коренастых краснолицых прапорщика, в которых, как думалось Полуяну, даже на пляже в голом виде можно было угадать тюремщиков.
Один из них, благоухая запахами лука, то и дело подавал команды: «Прямо. Направо. Лицом к стене».
Пока прапорщик гремел связкой ключей, выбирая нужный, Полуян успел заметить, что у стража — обвислые щеки, седые виски и узловатые пальцы, пораженные какой-то кожной болезнью.
Дверные петли давно не смазывались. Когда старший конвоя потянул ручку двери на себя, металл противно завизжал. Полуян вошел в камеру, воздух оказался еще более густым, чем в коридоре, — воняло острым мужицким потом и газами. Букет тюремных ароматов включал в себя и запахи параши — тяжелой железной бадьи, служившей для маленьких нужд больших преступников.
Полуян был уверен: как в любом загоне, где собраны звери разных пород, ему сразу же постараются определить подчиненную роль, чтобы он привык к своему положению и не рыпался. К такому приему Полуян был готов. Много раз он видел проявления тюремных нравов в кинофильмах, читал о них в книгах и никогда не воспринимал это как нечто «опереточное». Тюрьма — темный лес, в котором сохранить свою честь и порядочность трудно, если подчиняешься сильным.
Едва дверь за ним закрылась, с верхних нар сполз небритый тип с круглой мордой и сопливым носом. Он приблизился к Полуяну, выставив вперед два пальца «козой», как бы пугая новичка.
— Ты кто такой?
Из его рта потянуло гнилым запахом. Полуян понял, что перед ним далеко не самый большой «авторитет» криминальной компании. Паханы обычно не опускаются до мелкого шантажа и запугивания. Перед ним обычный «шестерка», придурок, играющий роль привратника в этой клоаке.
— Слушай ты, Сопля! Со мной у тебя, как в кино, не получится. Там ногой десять раз по башке врезают, а драка продолжается. Мне одного раза хватит. Не веришь? — Он говорил это не столько для типа, которого назвал Соплей, сколько для сведения тех, кто наблюдал за происходившим с нар.
В следующее мгновение Полуян схватил Соплю за лацканы куртки, притянул к себе. Затем едва заметным движением руки толкнул его от себя. Сопля кулем осел на пол и опрокинулся на спину.
С нар легко соскочил высокий черноусый красавец с типичным лицом абрека Кавказских гор. Подошел к Сопле, ткнул его носком ботинка в бок. Тот был в полной отключке.
— Ай, молодец! — Абрек протянул руку. Полуян подал свою, на всякий случай приготовившись к неожиданному рывку.
Абрек пожал его руку, но агрессивных намерений не проявлял.
— Люблю, когда работают чисто. Клянусь, без обмана. Ты десантник?
— Морская пехота.
— Значит, полковник.
