Садитесь.
— Спасибо.
Андрей отодвинул стул, но чувство униженности не прошло. Тогда он посмотрел на того, кто сидел за маленьким столиком, и ему нестерпимо захотелось нарушить протокол.
— Извините, кто вы?
Минутная тишина наполнилась хорошо ощутимым напряжением. Разрядил его президент.
— Сергей Ильич Петров. Секретарь Совета безопасности. Вас устраивает? Мы поговорим в его присутствии.
— Очень приятно, — сказал Андрей, ощутив самореабилитацию. И сел.
С интересом, и в то же время стараясь не демонстрировать это открыто, Андрей разглядывал президента.
— С моей точки зрения, — президент облокотился о стол, сложив перед собой руки, как прилежный школьник, — вы не допустили крупных ошибок.
— В смысле? — спросил Андрей, не сразу поняв, что надо иметь в виду.
Петров бросил на Андрея быстрый взгляд и улыбнулся.
— Во всех смыслах, — сказал президент. — Во всех. — Он задумался, формулируя мысль. — То, о чем вы сообщили правительству, пока является достоянием самого узкого круга лиц. Это во многом облегчает… Скажем так, облегчает постановку диагноза и выбор метода удаления опухоли… Надеюсь, вы понимаете, что преждевременная огласка инцидента чревата многими неприятностями. В том числе международными.
Андрей кивнул.
— Я честно сообщил о том, что меня обеспокоило. И хорошо понимаю, что являюсь носителем ценной информации, которая может стоить мне головы.
Президент провел рукой по голове от лба к затылку, словно старался пригладить и без того ровно лежавшие волосы.
— Мне нравится, Андрей Иванович, что вы сразу взяли такой тон. Теперь честно, почему вас пугает наше предложение?
— Честно? И угадывать не надо. Если говорить о долгах, то у меня перед Россией их нет. С тех пор как распался Советский Союз, я жил и работал в Туркменистане. В России у меня нет ни кола ни двора. Нет сбережений, нет банковских счетов. По законам России я всего лишь бомж — фигура без определенного места жительства. Больше того, пребываю в столице на птичьих правах, без регистрации. И вот мне говорят, что я должен воспылать гражданским чувством и пойти на подвиг. А почему?
— Круто, — сказал президент. Видно было, что ему такой разговор удовольствия не доставляет, но он терпеливо сносил его, позволяя Андрею выговориться.
Президент знал, что в такого рода словесных сшибках, когда обсуждаются острые, но далеко не бесспорные проблемы, выигрывает тот, кто сумеет понять логику оппонента и быстро встать на сходную позицию, но на еще более радикальную.
— Теперь позвольте сказать мне. Чтобы у вас не укрепилась мысль, будто вы пришли и чему-то меня научили. Хочу, чтобы вы меня поняли правильно, потому буду говорить откровенно. Думаете, русские солдаты под Бородино дрались с французами из патриотизма? Блажен, кто верует! Да, на том поле были патриоты — Кутузов, Багратион, Раевский… Все господа дворяне — офицеры и генералы — сражались за то, чтобы сохранить свои имения, положение, чины, состояние. А солдаты, служившие по двадцать пять лет и ничему другому, как воевать, не обученные, просто делали свое дело. Больше того, неизвестно, куда бы пошла Россия, свергни Наполеон романовскую династию…
— Я понял, — сказал Андрей.
И он действительно понял, что его разговор с Травиным до последнего слова стал известен президенту и теперь его собственное оружие перешло в чужие руки, а чтобы найти новые мотивировки и обоснования позиции, нет ни времени, ни возможностей.
— Тем не менее, — продолжал президент, — вы не правы. У нас есть и патриотизм, и патриоты. Потому что существует Россия и будущее ее небезразлично людям. В последнее время мне пришлось много думать на тему, которую вы, судя по всему, пытались освоить экспромтом. Вы, наверное, видели, какие пляски устраивала вокруг президента пресса: зачем он едет в Чечню, зачем летает на самолете, зачем уходит в море на подлодке. Вы тоже, наверное, улыбались. А я это делал, чтобы понять, что делают эти люди за тот мизер, который называется офицерской зарплатой…
Петров с откровенным любопытством наблюдал за президентом. Они давно знали один другого, виделись в разных обстоятельствах, в спокойных и критических, но впервые Петров узнал истинную меру темперамента президента, обычно волевым усилием прятавшего эмоции внутрь себя. И больше всего удивило Петрова, что, даже взорвавшись, президент не перестал называть собеседника на «вы».
— Вы видели в последние годы военных в деле? Уверен, нет! А я видел. И согласен с вами, с энтузиазмом люди защищают то, чем дорожат. Идут на смерть за то, что для них дороже жизни. Это и ежу ясно, Назаров. Только не вам, и уж никак не мне сейчас кричать военным: вам нечего защищать, потому что вы голодранцы. И я не кричу. Я делал и буду делать все, чтобы тем, кто живет в России, было что защищать.
— Мне приятно это слышать, — сказал Андрей. — К сожалению, я не военный…
— И все же вы сами пришли, чтобы сообщить о возможной опасности. Почему?
— Потому что не хочу видеть или просто услышать, как на людей обрушат ядерное пламя. Люди этого не заслуживают.
— Тогда доведите дело до логического конца. Вы ведь не такой простак, каким пытаетесь себя представить. Сергей Ильич, что вы можете сказать о нашем госте?
Петров взял листок, лежавший перед ним поверх красной папки, стал читать вслух.
— Назаров Андрей Иванович. Русский. Родился в 1960 году. Образование высшее. Проходил воинскую службу в Афганистане. Постоянно проживает в Туркменистане. Инженер-нефтяник.
Андрей насмешливо прищурился:
— Не удивляюсь. Служба у вас поставлена. Впрочем, все это я и сам мог сообщить. Только прошу исправить одну неточность. Я не проходил воинскую службу в Афганистане. Я там воевал. Получил ранение. Награжден советской медалью. Мне кажется, между словами «проходил службу» и «воевал» есть определенная разница.
Петров кивнул:
— Конечно, разница есть.
— Хорошо, — президент первым понял, чего хотел бы сейчас услышать Назаров. — Во сколько вы оцениваете свое участие в операции?
Андрей упрямо качнул головой:
— Речь не об участии, прошу прощения, а о ликвидации интересующего вас предмета.
— Уточнение принимается, — президент поощряюще улыбнулся.
— Это будет стоить два миллиона долларов.
— Назаров, — спросил Петров, — вы понимаете, что такое два миллиона долларов?
— Отчетливо.
Андрей назвал первую пришедшую на ум цифру пострашнее, такую, чтобы собеседники не могли принять ее всерьез. Он понимал, что торговаться здесь с ним никто бы не стал и проблема решилась бы сама собой: ему бы указали на дверь. Но разговор принял неожиданный оборот.
— Хорошо, — сказал президент. Он встал и мелкими шагами прошелся по кабинету. Остановился у окна. Постоял молча, круто повернулся. — Два миллиона не проблема. Важны гарантии, что портфельчик будет уничтожен. И считайте, я дал согласие. Все остальное решите с Сергеем Ильичом и его людьми. — С этими словами он ушел.
Оставшись наедине с Андреем, Петров встал и прошелся по кабинету, разминая ноги.
— Продумайте, Андрей Иванович, все, что вам потребуется для дела. Судя по тому, какую вы назначили цену, умения думать вам не занимать. Со своей стороны мы сделаем все, что необходимо. На мой взгляд, есть смысл провести консилиум со специалистами. Пригласим опытных буровиков, которые знают геологические условия района.
— Нет, спасибо. Мне не нужны советы буровиков. Я в этом деле сам стер тысячу коронок. Мне нужен
