— Так с какой стороны?
— Давайте начнем с человеческой.
Соколовский подумал, но поскольку беседа с самого начала сложилась предельно откровенной, менять тона не стал.
— Кто-то меня не поймет, может осудит, но у Жукова человеческих качеств не было. О военных могу рассказать сколько угодно.
Журналист сразу записался в круг не понимающих.
— От вас, Василий Данилович, слышать такое довольно странно. Вы с Жуковым работали теснее других. Были начальником штаба Первого Украинского фронта в сорок четвертом году. Затем начальником штаба Первого Белорусского фронта в апреле сорок пятого при подготовке Берлинской операции. Потом стали заместителем Жукова…
— Тогда почему странно? Странным было бы слышать такое от человека, который Жукова не знал так, как я.
— Хорошо, я кое-чего все же не понял. Что означает ваше утверждение, что «человеческих качеств» у Жукова не было?
— А то и значит. Он не был способен на дружбу, на сочувствие, на сопереживание. Он с людьми выстраивал только по вертикали.
— Как это понять?
— Вертикаль — это линия подчиненности. Наверху был Сталин, которому Жуков подчинялся строго и безусловно. Все, кто стояли ниже Жукова, должны были подчиняться ему. Жуков органически не переносил равенства и не терпел тех, кто оказывался на одном с ним уровне. Даже к людям, очень близким к Сталину, он относился свысока, подчеркивая, что в военном деле они ничего не смыслят и лезть в него им незачем. Ты не представляешь, как он, став начальником Генштаба, переживал, что при въезде в Кремль от него требовали предъявления пропуска. Правом беспрепятственного проезда внутрь Кремля пользовались только Сталин и люди его ближайшего окружения. Их узнавали по номерам машин, о их приближении к воротам Спасской или Боровицкой башен охране сообщали заранее. Никто, кроме Сталина, не мог изменить список тех, кому разрешался свободный проезд за кремлевские стены. Жуков выходил из себя, срывая гнев на охране. «Вы же видите, кто едет. Когда научитесь узнавать?» Он привык к тому, что в здание наркомата обороны его пропускали беспрепятственно и хотел, чтобы также было в Кремле. Но от него требовали не просто показать пропуск, а передать его охраннику в руки для проверки. Тот читал все записи, сличал лицо с фотографией, изучал реквизиты пропуска. Был случай, когда Жукова задержали. За ночь в пропуска всех, кто был допущен в Кремль, поставили какую-то дополнительную звездочку. Жукова не предупредили. Я понимал, что это был один из методов, которым Сталин нас всех дрессировал, и относился к подобным штучкам спокойно. Жуков их переносить не мог. Его такое отношение бесило. Зато как он торжествовал, когда его машине предоставили право беспрепятственного въезда в запретную зону.
— Я их заставил признать меня!
— Но это говорит лишь о гипертрофированном честолюбии.
— Нет, Жуков был искренне убежден, что ему позволено решать судьбы людей и любая несправедливость всегда будет списана. «Не выполнишь — расстреляю!» — сколько раз я слышал от него эту фразу. Хотя, если честно, в мой адрес он ее ни разу не произнес. И потом, оскорбить, ткнуть в дерьмо офицера или генерала было для него лучшим средством отвести душу. Иногда, беседуя с кем-то из крупных военных, он вдруг говорил: «Генерал, как стоишь?!» Оказывалось, что генерал позволил себе вольность и перестал тянуться перед маршалом как новобранец перед фельдфебелем. И тут же получал замечание. Ежедневное общение с Жуковым влекло за собой постоянные стрессы, сердечные приступы, экзему. Ему нравилось, когда его боялись. Любую попытку подчиненного сохранить достоинство в разговоре с ним о считал личным вызовом…
ЗЛОСЧАСТНАЯ ПЛАЩ-НАКИДКА
Белорусский военный округ. Полевые учения. С утра льет беспрерывный дождь. Офицеры ходят, набросив на плечи плащ-накидки, которые лишь недавно по решению министра обороны Г.К. Жукова ввели в комплект военной формы. Плащ-накидки прорезиненные с упрощенным наружным покрытием выдавались офицерам до подполковника включительно бесплатно по нормам снабжения. Для полковников плащ-накидки выпускались улучшенного качества и их требовалось покупать за наличный расчет.
Итак, лил дождь. Жуков, присутствовавший на учениях, встретил полковника, промокшего насквозь. Плащ-накидки на нем не было.
Маршал сразу обратил на это внимание и возмутился.
— Полковник! Почему без накидки?!
— Виноват, товарищ министр, не успел купить.
Спросить бы великому полководцу, что помешало старшему офицеру приобрести новый плащ — отсутствие оных в магазине Военторга, нехватка денег, личная скупость или иные причины. Но задавать подобные вопросы — не маршальское дело. Маршалы принимают решения. И Жуков его тут же принял. Повернувшись к свитским генералам, сухо приказал:
— Обеспечьте подполковник плащ-накидкой бесплатно.
В своей заботе о людях Жуков часто оставался Жуковым.
Рассказывая эти истории, я заранее могу предугадать, какой отклик они могут вызвать у тех, кто воспитал в себе веру в непогрешимую святость икон и канонизированных праведников, особенно, если они имеют высокие воинские звания.
— Наш старшина убедительно доказал, что время и пространство едины.
— Как так?
— Вчера он нам приказал рыть канаву от забора до обеда.
ПОХОРОНЫ «БЫЧКА»
Старшина Тягнирядно шел по плацу батальона. Утром участок, закрепленный за ротой, был дочиста выметен силами суточного наряда. Но сейчас старшина увидел на самом заметном месте «бычок» — окурок «Беломора»
— Дежурный!
Тут же как лист перед травой перед строгим начальником, выбежав из казармы, появился сержант с красной повязкой на рукаве. Лихо бросил «копыто под козырь», обозначив отдание воинской чести.
— Слушаю вас!
— Видишь бычка? Немедленно поставить сюда дневального. Пусть охраняет до вечера. Кто-то поднимет — шкуру сниму.
Ритуал, который замыслил Тягнирядно, требовал вечернего времени, чтобы из части ушли офицеры, и он оставался в роте что ни есть самым-самым большим командиром.
И вот пришло время. Распушив рыжие усы, как кот, присевший у мышиной норки, старшина подал команду строиться. Один взвод вооружился лопатами. Четверо солдат растянули простыню за углы. В центр ее положили злополучный бычок. Остальные взводы встали колонной за теми, кто держал простыню.
— Запевай «Варяга», — подал команду старшина. — Шагом марш!
— Наверх вы, товарищи, все по местам, — завел запевала, — последний парад наступает…
Строй чинно под периодическое подбадривание командами «Ать! Два!» проследовал в дальний угол территории гарнизона к мусорным контейнерам. Там, в месте указанном старшиной, солдаты, вооруженные лопатами, отрыли яму размерами метр на два и глубиной в один метр. Остальные в это время стояли в строю.
Когда могила была готова, в нее торжественно положили бычок.
Тягнирядно произнес скорбную речь.
— Сегодня мы хороним боевого солдатского друга, который нашел смерть на плацу, на участке закрепленным за нашей ротой. Кто бы его ни бросил там, где не должно быть окурков, за порядок на территории, вверенной нам Родиной, отвечаем мы с вами…
Кто— то из молодых солдат-первогодков, сочтя что участвует в коллективной шутке, захихикал. Острый глаз старшины точно отметил, кто это был, но Тягнирядно не подал и виду, что засек разгильдяя.
— Кто смеялся в строю?
