обрадовала, но оказалось, что наёмник так шутил — ну шутки такие, панимашь!
Капитан точно посчитал монаха каким-то наёмником, что-то вроде охранника фургона, оставившего его на дороге и уехавшего вперёд.
Похоже, что это было в порядке вещей у хозяев, так что не вызвало никаких вопросов у капитана, как видно — слегка сочувствующего попавшему в неприятности коллеге.
Перед ночёвкой наёмник попытался осторожно выяснить, кто такой Андрей и где бывал, но тот отвечал односложно, явно не желая давать о себе сведений, и капитан, почувствовав это, прекратил расспросы.
В общем-то дорога до замка графа не ознаменовалась ничем интересным, привлекающим внимание — кроме одного — не привыкший много ездить верхом Андрей в первый же день так набил задницу, что еле слез с коня. Хорошо, что он восстанавливался быстро — спасибо сути оборотня, иначе бы ходил враскоряку дня три, это точно.
Замок графа — огромное, отвратительное нагромождение глыб, ворот, и башенок не вызвал у Андрея никакого эстетического удовлетворения своим видом — только лишь возникло понимание, что граф в этом мире существо довольно богатое, и могущественное, а ещё — что если его засунут в какую-нибудь тёмную камеру года на три, то он сдохнет там не хуже чем любой крестьянин, осмелившийся перейти дорогу могущественному дворянину.
В замок графа они попали к полудню, когда в этом сером сооружении кипела жизнь — бегали конюшие, выводя лошадей на прогулку, лаяли собаки, облаивая конюших и лошадей, «лаяли» конюшие «облаивая» собак и лошадей, «лаяли» стражники, «облаивая» конюших, собак, лошадей и пробегавших слуг, мешавшихся под ногами.
Это броуновское движение показалось Андрею странным, и он с недоумением спросил у капитана:
— Это что, здесь всегда такая суета? Чего они все носятся, как угорелые?
Капитан рассмеялся, запрокинув голову, потом справился со смехом и пояснил:
— Нет, завтра день рождения супруги графа, графини Баданской, отмечает своё двадцатипятилетие, вот и готовятся, будет праздник, а заодно и суд — ну, типа как развлечение! Тут так мало развлечений — не представляешь себе, настоящее тихое болото, вот граф и старается развлекаться всем, чем угодно…а больше — развлечь свою жену, падкую на экзотические развлечения. Но только — тссс! — он приложил палец к губам — я тебе ничего не говорил! Если что — отопрусь!
Капитан подмигнул своему узнику и отъехал вперёд, распорядиться о размещении заключённого, и доложить графу о прибытии отряда. Андрея повели следом и минут двадцать он «загорал» у стены замка, рассматривая камни, из которых был сложен замок и размышляя — правда ли в раствор клали куриные яйца для крепости?
Эти мысли позабавили его, и он ухмыльнулся, чем вызвал недоумённые взгляды сторожей-наёмников, крупами лошадей прижавших его коня к стене и не дающих сделать ни шагу — по их мнению узники не должны так себя вести, в преддверии страшного графского суда.
Андрей и сам удивлялся своему поведению — вроде и ситуация сложная, но почему-то, как ребёнок, он не верил, что может вот так взять, и погибнуть, не выполнив своей миссии по искоренению Зла — Господь не допустит этого!
Ожидание скоро закончилось — народ зашумел и ещё быстрее забегал, появился хмурый капитан, который постукивал хлыстом по голенищу длинных кавалерийских сапог.
— Суд состоится сейчас. Велено тебя провести в южный двор, где ты предстанешь перед его сиятельством. Думай, что будешь говорить, веди себя учтиво — граф очень чувствителен к проявлениям невоспитанности и невежливости. Может в ярости приказать посадить тебя на кол — мне бы очень не хотелось смотреть на это действо. Всё понятно? Хорошо. Тогда пошли за мной. Двое идут сзади и контролируют — Вартан и Агус, сопровождайте!
Они прошли этим двором, потом ещё несколько калиток, крытый арочный переход и вот — открылся уютный круглый дворик, в дальнем конце которого располагалось что-то вроде садика, заросшего газоном и подстриженными кустиками, а на остальной части двора, вымощенной брусчаткой, не было ничего — кроме толпы зевак, наблюдавших за происходящим с жадным любопытством и нетерпеливо переговаривающихся, что создавало «гул толпы».
Андрей усмехнулся — он как-то прочитал, что в театре есть такое понятие «гул толпы», чтобы создать этакий угрожающий гул, якобы все переговариваются, чего-то замышляют и обсуждают, надо очень быстро и так это с нарастанием произносить, обращаясь друг к другу: «Чего говорить, когда не о чем говорить! Чего говорить, когда не о чем говорить! Чего говорить….» Вот нечто подобное тут и происходило.
Со стороны лужайки стояли несколько деревянных кресел, лакированных, богато инкрустированных костью и самоцветами, с золочёными узорами на подлокотниках и витых ножках, стоял низкий столик, уставленный напитками и фруктами, и пока что было пусто — эти кресла никто не занимал — ясно, что места были приготовлены для графа и его свиты.
Толпа перешёптывалась, глядя на конвой, окруживший Андрея, а время ожидания затягивалось — похоже граф решил показать, какой он важный и «помариновать» ожидавших. Впрочем — как подумалось Андрею — может ему и не надо было показывать свой важности, он и так был важен, в своей вотчине граф был царь и бог, творил суд и расправу и только император, по закону, мог отменить его решение — но император где-то там далеко, да ему и глубоко безразлично, что происходит в пределах Графства Баданского — ну, пока граф не начал заговор против престола. Всё это уже было в истории…
Наконец, открылась широкая двустворчатая дверь и появилась процессия — во главе граф с графиней, за ними толпа прихлебателей, прислуги и всевозможной челяди.
Андрею подумалось — вот куда идут деньги с таможни! А также — с крестьян…
Одна только цепь на шее графа, на которой висел какой-то медальон, вроде как графский знак или что-то подобное, стоила больше, чем доход нескольких деревень за год напряжённой работы. Два раба с боков несли опахала, которыми обмахивали важных господ — то, что это рабы, монах догадался по ошейникам на их шеях.
Граф был одет в белоснежный костюм — не такой пышный, как на картинках о земном средневековье, а вполне элегантный, напоминающий мундир капитана какого-нибудь круизного лайнера, его жена была в бирюзовом платье, не оставлявшем сомнения в том, что у неё имеются грудь, зад, ноги и…остальные соблазнительные части тела. Её довольно объёмистая, при небольших габаритах фигуры, грудь, чуть не вываливалась из лифа, еле прикрывающего соски. Наперсницы хозяйки были одеты соответствующим образом — только украшения на платьях были чуть победнее.
Спин этих дам Андрей не видел, но подозревал, что там всё также откровенно, как и спереди.
Хозяин замка — невысокий мужчина, с красными прожилками на носу (Андрей подумал — выпивает, не иначе!), худощавый и больше похожий на мелкого клерка, чем на могущественного властителя сотен квадратных километров земли, прошёл к креслам, усадил на то, что слева, графиню, на другое, с высокой спинкой, украшенной — видимо — графским гербом, сел сам и важно воззрился на Андрея, всем своим видом показывая, что он готов к справедливому и неподкупному суду, желая не мести, а справедливости… нет, вот так — Справедливости!
Это так и было написано на его узком, прыщавом лбу с морщинами, образовавшимися оттого, что он слишком много думал, как развлечь себя тусклыми серыми днями и скучными ночами.
Графиня оказалась миловидной молодой женщиной — если бы не антураж в виде замка, охранников, с саблями и мечами и всей окружающей действительности, её легко было принять за модельку лёгкого поведения, оказавшуюся где-то на вилле у состоятельного папика.
Она весело глядела на подсудимого, благодарная ему за то, что он вырвал её из скучного ничегонеделания и отвлёк от мыслей — чем заняться до завтрашнего празднества, если все развлечения уже приелись, а новые поступят лишь с завтрашним утром.
Графиня окинула Андрея с ног до головы, задержавшись взглядом на средней части его фигуры, облизнула губы и… подсудимому показалось, что его уже раздели и изнасиловали.
Граф тихо сказал что-то своему мажордому, и тот зычным голосом крикнул:
— Подведите к его сиятельству подсудимого!
Конвоир легко подтолкнул Андрея вперёд, шепнув:
