обработки земли, инструменты, предметы хозяйственного обихода. Для того чтобы запастись всем этим, они должны были обменять украшения на самое необходимое в долгой дороге и на новых местах поселений.
Нет в Черняховской культуре на огромных пространствах даже типично княжеских, королевских могил. Вот почему первые русы севернее Черного моря, пришедшие с юга, скромно одеты, скромно живут. Платье-сарафан с типично русской вышивкой, характерной для Фракии, узкая ленточка на голове, простая прическа, вышитый орнамент на рукавах и на подоле - таков наряд русской княжны периода готского нашествия, задолго до летописного начала Киевской Руси.
Та же история с переселением ванов-вятичей. Фракийские русы создали могучее государство одрисов - и позднее покинули его земли, так же как и иллирийцы-славяне, почитавшие Даждьбога, ушли с берегов Адриатики на Дунай, затем еще севернее, в будущие новгородские земли. Ваны же создали древнейшее государство в Закавказье - Урарту. И тоже покинули его, перешли на Дон и в соседние земли, создав Лебедию, о которой шла речь в первой книге. И ваны оказались в более суровых условиях существования на новой родине. Для них характерны углубленные в землю дома с четырехскатной крышей. Это соседняя с Черняховской Зарубинецкая культура.
Обратимся снова к волшебному зеркалу народной русской сказки. В нем вновь отразился образ русской княжны:
Но втайне думает она:
'Вдали от милого, в неволе,
Зачем мне жить на свете боле?
О ты, чья гибельная страсть
Меня терзает и лелеет,
Мне не страшна злодея власть:
Людмила умереть умеет!
Не нужно мне твоих шатров,
Ни скучных песен, ни пиров
Не стану есть, не буду слушать,
Умру среди твоих садов!'
Подумала - и стала кушать.
Удивительное единство образа, вылепленного поэтом... Еще строки о ней:
В уныньи тяжком и глубоком
Она подходит - и в слезах
На воды шумные взглянула,
Ударила, рыдая, в грудь.
В волнах решилась утонуть
Однако в воды не прыгнула
И дале продолжала путь.
Скупы строки скандинавских песен. Но русский поэт работает намного позднее - и уже со сказочным материалом. Стоит ли удивляться красочности описаний тех же чертогов Черномора-Германариха?
Завесы, пышная перина
В кистях, в узорах дорогих;
Повсюду ткани парчевые;
Играют яхонты, как жар;
Кругом курильницы златые
Подъемлют ароматный пар...
Другие строки еще более убеждают в этом. Поэт явно вспоминает весь джентльменский набор (из восточных, впрочем, источников), которым окружает любимую наложницу или жену богатый владетель.
...Пленительный предел:
Прекраснее садов Армиды
И тех, которыми владел
Царь Соломон иль князь Тавриды.
Пред нею зыблются, шумят
Великолепные дубравы;
Аллеи пальм и лес лавровый,
И благовонных миртов ряд,
И кедров гордые вершины,
И золотые апельсины
Зерцалом вод отражены;
Пригорки, рощи и долины
Весны огнем оживлены;
С прохладой вьется ветер майский
Средь очарованных полей,
И свищет соловей китайский
Во мраке трепетных ветвей;
Летят алмазные фонтаны
С веселым шумом к облакам;
Под ними блещут истуканы
И, мнится, живы; Фидий сам,
Питомец Феба и Паллады,
Любуясь ими, наконец,
Свой очарованный резец
Из рук бы выронил с досады.
Дробясь о мраморны преграды,
Жемчужной, огненной дугой
Валятся, плещут водопады;
И ручейки в тени лесной
Чуть вьются сонною волной.
В том же восточном ключе работает поэт, создавая образ самого Черномора. Старый Германарих был бы немало удивлен некоторыми подробностями. Вполне возможно, седая длинная борода была бы ему к лицу, но бороде, которую несет на подушках 'арапов длинный ряд', бесспорно, место в опере или сказке. Во всяком случае, за пределами готских владений.
Безмолвно, гордо выступая,
Нагими саблями сверкая,
Арапов длинный ряд идет
Попарно, чинно, сколь возможно,
И на подушках осторожно
Седую бороду несет;
И входит с важностью за нею,
Подъяв величественно шею,
Горбатый карлик из дверей:
Его-то голове обритой,
Высоким колпаком покрытой,
Принадлежала борода.
С другой стороны, скандинавские источники более позднего времени помнят тюрков. Что касается настрадавшейся от них Византии и ее воспреемницы Руси, то остается лишь расширить пределы памяти, с арабами торговали запросто, как с соседями, с тюрками и дружили, и воевали, и не раз. В русской сказке действуют половцы, а в источниках, рассказывающих о росомонке Сунильде, их место как будто бы занимают гунны. Так что в целом восточные элементы в сказке Пушкина не могут вызывать удивления или
