– Уйди, ради всего святого! Не пускай его, Гоша! Уйди! - и жалобный всхлип.
– Ты все слышал? - сдерживая себя, чтобы не наброситься на Макса, сквозь зубы спросил Гоша. - Или мне повторить ее слова?
– Она больна? Ей плохо? - Макс не двигался с места.
– Ой, да уберите же его отсюда! - прошелестело из комнаты.
– Опять не слышал? - Гоша сделал угрожающий шаг вперед, как бы выпихивая Макса из квартиры.
– Я слышал. Я понял. Я ухожу, - Макс почувствовал себя самым страшным человеком на свете: убийцей детей, мучителем животных, насильником, Гитлером-Сталиным и Чикатило одновременно… Она его гонит. Значит, он теперь может с чистой совестью себя ненавидеть. Есть за что!
К Новому году еще потеплело. Но, к счастью, температура все-таки не перевалила за ноль вверх, так что ничего не раскисло, не растаяло, напротив: стояла прелестная, мягкая, очень рождественская погода. Как в какой-нибудь Франции, отовсюду, из всех магазинов и магазинчиков неслось волнующее «Джинглбелз», Санта-Клаусы прикуривали у Дедов Морозов, и везде опьяняюще пахло хвоей. Даже в продуктовых отделах…
«Новый год - семейный праздник, самый семейный праздник», - говорили друг другу люди, оправдывая свое нежелание идти в гости в новогоднюю ночь. Всем, как обычно, хотелось затащить друзей к себе и продемонстрировать свою елку. Шли долгие телефонные переговоры: где, у кого встречаться… «Мы у вас в тот раз были!» - «Так это же семейный, домашний праздник, и мы никогда - никуда! Но вы-то нам родные, так что ждем!» - «Нет, это мы ждем. У нас, между прочим, есть индейка!» - «Притащите ее к нам…» И так дальше в том же духе. В каждом доме уже с двадцать девятого числа пахло салатами и пирогами, морозильники были забиты до отказа, так что из-за с трудом упихнутой туда бутылки дверца уже наотрез отказывалась закрываться. «Мать честная, капает же! Разморозится к черту все! Неси на балкон! Нет, не бутылку, а мясо!»
И везде с нетерпением ждали «Иронию судьбы…», прикрывая свою радость по поводу фильма лицемерным «Опя-ать! Ну, сколько можно!» И смотрели, цитируя все реплики наперед и заранее начиная хохотать, но все равно смотрели… А, главное: было ощущение, что, конечно же, завтра все изменится, ведь не ладилось-то в этом году понятно почему - это ж был какой поганый год! А вот следующий - счастливый! Не верите? Да посмотрите, дурачки, по гороскопу, там все ясно написано!
Покажите мне человека, который не радуется по-детски этой весьма условной, назначенной кем-то дате - 31 декабря каждого года. Мы, люди, - смешные и наивные существа, мы умирать будем в старости с верой в волшебство Новогодней ночи. И запах хвои заставляет нас улыбаться, верить и радоваться жизни в любом возрасте. И потому - да здравствует Новый год, Дед Мороз и Снегурочка. Во веки веков.
Красный «опель» мчался по заснеженному загородному шоссе. «Ай лав ю! Ай ду, ай ду, ай ду…» - сладкоголосо разливалась «АББА» из стереомагнитолы. Тихонько работала печка, было тепло, пряно пахло духами Алены. И все это вместе называлось Счастьем. Так определил для себя Роман.
Они ехали на Аленину дачу. То есть теперь она стала ее, после разговора с Сашкой.
– Саш, а что с дачей?
– В смысле?
– Ну, ты мне ее не уступишь?
Сашка картинно поднял бровь. Бабы всегда млеют от этой его выгнутой бровки, но Алена-то знала, что это может означать недоумение и даже раздражение.
– Что значит - «уступишь»?
– За реальные деньги, - тут же вывернулась Алена. - Не будешь же ты с меня драть, как с обычного покупателя? - и она кокетливо засмеялась.
– Не буду, - легко согласился Сашка, и они довольно скоренько заключили эту сделку. Теперь дача абсолютно ее, Алены. То есть ее и Романа. Сейчас он увидит это двухэтажное кирпичное чудо, камин с изразцами… Они его затопят и будут сидеть перед ним, греться, пить кофе, заниматься любовью, разговаривать и слушать кукушку в часах - Аленину слабость, хоть по ночам и мешает спать. Они проведут на даче зимние рождественские каникулы, вместе встретят Новый год. Весь багажник забит деликатесами, винами, шампанским, фруктами… Как раз на две недели, можно никуда не вылезать. А потом, когда они вернутся в город, они вплотную займутся разводами, переездами и прочей хурдой. Но это после, после… А сейчас впереди - только зимние каникулы!
«Все-таки надо смотреть правде в глаза, - думала Алена, осторожно ведя машину по зимней дороге. - С Сашкой мы расстались очень легко, без надрывов. А почему? Потому, что не было настоящей любви никогда. Всю жизнь - партнеры, друзья. Такими и останемся. А любовь, - она покосилась на сидящего рядом Романа, - это вот, рядом сидит! Столько лет… И навсегда! А когда такое легкое расставание, то… Но ведь он тоже легко оставил Юльку, - сообразила Алена. - А какая была любовь! Всем на зависть, мне - на смерть. И ничего не осталось. Так рванул, что пятки сверкнуть не успели! Даже грустно… Какой бред, я же радоваться должна! Все равно чуточку грустно. Хоть я и радуюсь».
Одновременно они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Так бывает у очень близких людей, которым не надо объяснять, почему ты улыбаешься и смотришь… Можно просто так…
Впереди их ждали счастливые зимние каникулы, с новогодней елкой, старым-новым всенародным праздником Рождеством и Любовью.
К тридцатому числу Юлька поняла, что никакого чуда не случится, никто ее не пригласит встречать Новый год, никто, наверное, даже не позвонит поздравить. Оставаться же вдвоем с ноющей Аськой 31 декабря - перспектива печальная. Ладно, раз гора не идет к Магомету… И Юлька позвонила маме.
– Ма, привет! Есть какие-нибудь возражения против того, чтоб мы с Аськой пришли к вам в Новый год? Аська только об этом и мечтает!
Людмила Сергеевна несколько мгновений молчала.
– Ну что же, - наконец вздохнула она, - может, это будет и правильно. Хотя праздновать мы не собирались.
– Как же так? Новый год все-таки!
– Ах, действительно! - Мамин тон стал язвительным. - Раз праздник - надо праздновать. Порядок превыше всего!
– Вы елочку поставили? - Юлька решила пропустить мимо ушей мамину иронию, все будет нормально, Аська ее умилит.
– Нет, вот елочку-то мы и не поставили, - с поддельной горечью воскликнула мама. - Придется обойтись!
– Жаль… Впрочем, переживем.
– Надеюсь.
Макс набрал полную ладонь снега и размазал себе по лицу. Может, хоть это поможет? Нет, все вокруг продолжало кружиться и прыгать, а мерзкая тошнота ползла все выше и выше по пищеводу. Его вывернет, это точно! Пусть сейчас, только не дома… Не хотел же, черт побери, портить родителям праздник! И опять развезло… Что он пил-то с этими хмырями? Не вспомнить уже, но гадость первостатейная! Опыта нет, польстился, дурак, на этикетку… Ой, все, сейчас стошнит…
Макс едва успел заползти за угол какой-то пятиэтажки… После он сел прямо на снег и попытался отдышаться. Хорошо, что уже темно, хорошо, что рано темнеет, всего шесть часов еще, а уже ночь. Его никто здесь не видит, можно прямо тут и поспать чуток…
Эй-эй, нельзя этого делать! Сейчас же встать и идти домой! Покряхтывая и постанывая, Макс с трудом принял вертикальное положение.
– О, уже надрался. Вот быдло!
– Эти скоты даже праздник умудряются себе испохабить!
– Небось, замерзнет насмерть. И не жалко таких!
– А одет неплохо, странно даже…
Макс отчетливо слышал весь посвященный ему разговор двух молодых женщин, спешивших куда-то мимо него. Куда-то… Праздновать, конечно! «Быдло, скот, но неплохо одетый - это я. Ну, и замечательно», - вяло подумал Макс и захихикал. Потом он сконцентрировался, сориентировался и направился к метро.
Рита и Гоша сидели за ненакрытым столом, на котором стояли лишь бутылка шампанского и два
