а Нюра стояла на крыльце босиком и причитала дурным голосом от радости: «Святые угодники, да что ж мне для вас сделать за такой подарок!» Леля строго и насмешливо сказала:
– Мама! Только без угодников. Уж, пожалуйста!
– Господи! – закричала Нюра. – Да это я так! Без ума! Что ж я не понимаю, что их нету?
– Кого нету? – спросил новый зять, ставя шляпу на комод.
– Угодников! – ответила Нюра. – Если б были, разве б войну допустили? Теперь и вопроса нет, что Бога нет, вы в нас не сомневайтесь.
И Нюра даже сделала странный прискок: левую ногу к правой, а руки ее засуетились, отчего Дмитрий Федорович даже испугался, что дура старая сейчас отдаст Лелиному мужу салют.
Пришлось ее слегка толкануть, а то ведь мог быть срам с этим салютом.
Леля навезла продуктов. Вываливая банки, свертки на стол, сказала, что Ниночка устроилась в Подмосковье, пока на тяжелые работы. «А что вы, собственно, хотите с ее репутацией? От нее самой будет теперь зависеть, как дальше пойдет дело. Мы живем в стране, где каждый получает по заслугам», – Леля как-то легко, будто ненароком посмотрела на себя в зеркальце, желая убедиться, что ее личные заслуги отмечены в полном и справедливом соответствии. Что, наверное, и было правдой. Леля была модно одета, чисто ухожена, деньги в ее сумочке лежали толстенько, муж тоже произвел очень благоприятное впечатление. Вымытый до самого скрипа мужчина. Дмитрий Федорович именно это сразу отметил. Он любил чистоту до скрипа и по субботам мылся в корыте в первой горячей воде, только после него пускалась в плавание Нюра, а уже после Нюры – дети.
Дмитрий Федорович хорошо помнил свои войны за чистоту ног с Колюней и Дуськой. Эти хлопцы могли лечь в постель с черными пятками, им и в голову не приходила мысль хотя бы сполоснуть ноги из кружки на крыльце, как любила делать Нюра. Конечно, это было поверхностное мытье, но все-таки какое-никакое… Потом взять бывшего мужа Ниночки. Тоже от субботнего корыта до корыта к воде едва-едва подходил. Ну, облейся летом во дворе, принеси ведро воды и облейся. Разотрись и живи чисто, так нет же! Ни за что… Умывался одним пальчиком… Говорил: холодного боюсь.
Новый же зять Василий Кузьмич такой был весь чистый, что Дмитрию Федоровичу сразу сделалось на душе радостно.
Правда, точила как червь одна мысль: почему такой здоровый мужчина не на фронте? Вопрос для Дмитрия Федоровича был краеугольный, круто замешанный на образе Уханева, который тоже был молочно- сильный и тоже не был на фронте. Он уже знал, что Василий Кузьмич работал в органах, и это опять же наводило на плохие мысли, которые Дмитрий Федорович тут же прогонял, потому что нехорошо думать о человеке нехорошо, если он этого человека только-только увидел. Могучие с виду вполне могут иметь какую-нибудь страшную внутреннюю болезнь. Есть, например, такая, от которой вся кровь из царапины может вытечь. Как же не беречь таких людей? А может быть и туберкулез при вполне цветущем виде. Тем более если подлеченный…
Короче, в дом пришла радость, а ты личный прыщ расковыриваешь ногтем. Стыдно!
Конечно, зашел разговор, что не пишет Колюня. И, конечно, стариков успокоили. Самое страшное в войне кончилось. Уже сорок четвертый на вторую половину пошел, войне осталось всего ничего…
Кто ж мог знать, что Колюня уже год как сидел в Бутырской одиночке. И не расстреляли его сразу на фронте как шпиона – идиот какие-то двусмысленные матерные частушки пел – только потому, – Господи Боже мой, чего только не бывает! – только потому
Но когда Колюню метелили уже в Москве, потянул избитый Колюня за собой других. И в тот радостный вечер, когда Дмитрий Федорович, Нюра, Леля и Василий Кузьмич пили чай с зефиром в шоколаде, у Колюни была очная ставка с профессором музыки, который смотрел на Колюню с таким ужасом, что Колюня не выдержал и завыл. Так выл, что не могли с ним справиться очень дюжие ребята. И так они с ним, и сяк, ну, просто пришлось сапогами, а то ведь что можно было подумать, услышав нечеловеческий вой? Стены стенами, но куда-то звук все-таки доходит?
Пили чай и ничегошеньки не знали. Причмокивали от мягкости и воздушности зефира.
– Вот это как раз на мои зубы! – умилялась Нюра. – Прямо губами ешь…
Дмитрий же Федорович именно в тот день напрочь страшную свою мару вычеркнул из сердца. За этим самым чаем он взрастил в себе уверенность – страшное произошло с Дуськой. Он ведь тогда лица-то не видел, С Дуськой все случилось, с Дуськой. Он точно это знает. А Колюня напишет, это верно, как и то, что по радио идет скрипичная музыка. Играет такой-то…
– Надо же, – засмеялся Дмитрий Федорович, – Колюня, сынок, перед самой войной с ним познакомился. С исполнителем этим.
– Ну, Колюня у нас нахал, – добродушно сказала Леля. И это был тот достаточно редкий случай, когда она сказала чистую правду.
Свою роковую роль сыграла проклятая скрипка. Дело было так. Решил Колюня, что он должен учиться играть у самого что ни на есть лучшего специалиста. У него всегда запросы не по мерке. Приперся к профессору консерватории. «Здрасьте вам, я – Колюня!» Тут надо сказать, что было у этого шалопутного парня что-то такое-эдакое… Мог кого угодно уболтать, и так, что его слушали, раскрыв рот, а дальше – все. «Садись, Колюня, ешь, пей и ни в коем случае не уходи от нас. Мы без тебя теперь не сможем».
Так вот, Колюня спел профессору все песни, какие выучил за свою жизнь. Потом их же проиграл на пианино, которое он месяц как освоил в институтском клубе. (Колюня учился в индустриальном институте.) Потом он чечеточкой сплясал эти песни – «ногами это выглядит так», – потом снова сыграл на трубе, у профессора была большая музыкальная семья и инструментов всяких было до фига.
Говорят, профессор просто рухнул от способностей Колюни, тем более что тот по ходу своего выступления слегка передвинул рояль – чтоб к свету ближе, это, мол, музыке тоже лучше – влияние солнечных лучей; объяснил хозяйке, что борщ без старого сала – не борщ, а кацапские помои, ей же, дуре- профессорше, долго втолковывал – не соображала! – что капуста в борще – поймите, женщина! – варится ровно семь минут и ни секундой больше, а буряк (о Господи, мадам, это свекла по-вашему) должен быть фиолетового цвета с белыми прожилками (а как же? Значит, ищите! Ищите! Ковыряйте ногтем при
