Но в целом мы – все – давно засомневались в человечестве. Какой это идиот назвал его венцом природы? Ну, сообразите, кто еще на земле истребил столько себе подобных? Кто? Да никто!
Вот я и решил, я не Мурр, я даже не кот Баюн, я простой домашний кот, из норвегов. Хотя родословной у меня нет, но стать есть. Я норвег, это точно. Я-то знаю! Хотя уже здесь, в России, я приобрел барскую фамилию Мурзавецкий, но никакого отношения к барыне Островского и ее идиоту-племяннику не имею. Я – Мурзавецкий из неизвестных. Дома меня называют ласково – Мурзик. Такова судьба всех Мурзавецких на русской земле, и еще свойство этой страны – все превращать в ничтожество. Тут даже цари, становясь царями, мгновенно становятся чванливыми полудурками – Грозными, Великими, Освободителями. Им кажется – это круто, а это – глупо. Мне слово «Мурзик» тоже не очень нравится, но когда так говорят Па и Ма, все обретает другой смысл. Смысл любви. Если бы все люди были такими, но я уже сказал: в большинстве своем человек весьма несовременен. Весьма. Вот это я и хочу объяснить. Мы на форуме дали России еще десяток лет, и если нынешняя опричнина тут не кончится (маловероятно, ничтожно мало на это шансов), мы покинем эту страну одновременно и сразу. Мне, конечно, будет жалко Ма и Па, и мы допускаем возможность, что некоторых людей мы возьмем с собой. Именно отдельных, а не состоящих в разных обществах. Мы научим людей жить самостоятельно, независимо и счастливо, не кормясь смертью. В стаде же пусть остаются люди-бараны. И они сгинут без нас на раз-два.
Но все же для людей, если у них хватит ума развиваться, мы оставим с Мышкой мою эдду «Взгляд на человека со стороны норвега скальда Мурзавецкого». Успеют ли прочесть ее люди, которые еще не разучились читать?
С противным визгом где-то хлопнула дверь, и оглушительно залаял Тошка. Я, тихонько оставив своих, пошел к нашей двери. Что-то явно случилось. Ма дружит с хозяйкой противненького Тошки. Не спи она, то тут же бы вышла. У них с соседкой глубокий контакт в понимании и сочувствии. Поэтому я скрываю свою нелюбовь к суетливому и егозливому Тошке. Мне кто-то из мудрых объяснил – не помню кто, – что миролюбие – одно из самых важных оснований жизни, но что именно у нас, в России, – его фатальный дефицит. Но, кажется, я уже говорил об этом. Сейчас просто подходящий случай это вспомнить.
Утренний громкий лай и какая-то сильная нервность, просачивающаяся сквозь двери. Ма проснулась. Я кинулся к ней. Я всегда стараюсь быть рядом, когда она встает с кровати. У нее ведь сразу после просыпания кружится голова. Я вижу это: вокруг головы раскачивается из стороны в сторону синеватое легкое облако. Я сразу обхватываю ее ноги. Она шепчет мне свои ласковости, но тихо, ведь Па еще спит. Потом она тихо идет к двери. Я не люблю этот ее наряд – бесформенную ночную рубашку, в которой она мне видится неустойчивой и потерянной.
За дверью все стихло, но ведь что-то было, что-то определенно было. Вы думаете, мне так уж интересно? Нисколько. Просто лишний раз я убедился в невоспитанности Тошки, в его дурных манерах – лаять не вовремя. Встреться мы с глазу на глаз, я бы дал ему пощечину, хотя в данном случае смешно само слово «пощечина». У него вся морда с гулькин нос. Я всегда удивляюсь, сколько шума в этом тщедушном теле. Но тут же я начинаю думать другую мысль: любовь – самая неизбирательная штука. Она захватывает человека, как бандит с большой дороги, и тот падает в эту любовь без остатка. И любит хоть человека- идиота, хоть черепаху, хоть козла, хоть шиншиллу, хоть безмозглых рыб. Это свойство всех людей, и оно у русских в некотором избытке, как и ненависть. Я иногда думаю: может, эта любовь – трос спасения бездумного русского, взявшись за который, он выползет из воплощенной в нем злобы и агрессивности?
Ма вернулась в спальню. Подумала, подумала и легла снова, чуть прикрыв свои тонкие беззащитные щиколотки. И закрыла глаза.
Я постоял рядом. Очень хотелось оказаться там, где все всё понимают без слов, где всегда хорошо пахнет, и только дурные собаки бьются в невидимую стену... Зачем? Замириться с нами на всю оставшуюся нежизнь? Но нам, котам, это не надо. Нам хватает друг друга и нашей памяти о тех, кто нас любил. Собаки нас не любили.
Мы, норвеги, не стайные животные в большей степени, чем все остальные животные. Одинокие – мудрее. Вот и Па похож на кота-норвега, не озабоченного сварой, что кипит рядом. Он выше этого, у него нет струн, на которых можно играть посторонним.
Ма не такая, она не просто струна, она клубок струн, задень одну – и уже – какофония страданий или счастья. Подумаешь, у соседа сломали что-то в машине – у нас вообще нет машины, и Муська рассказывала, что никогда и не было. Зачем Ма трещит пальцами и охает: «Бедняги, надо же такое горе!» «Какое горе? – хочется мне крикнуть. – Какое?» Кому-то оторвало ногу или руку? Вот это беда так беда, как с этим быть в жизни? Это ведь не смерть, освобождающая тебя от физики вообще. Физики тела, физики чувств. Смерть – это новое воплощение, без боли, без страдания, воплощение в духе.
Кот Матвей видел, как дух Толстого вышел на крыльцо астаповского дома, взмахнул невидимыми крылами и исчез в небе. Матвей уверяет, что слышал его счастливый смех. Не знаю. Скорее не верю. Я не видел умирания, но я так много видел тех, кто уже там. Котам это дано. Люди научают нас думать. Не специально, а просто по ходу жизни. А мы способные. Собаки, к сожалению, нет. Хотя им, как и всем – дельфинам, лошадям, слонам и козам, – тонкий мир тоже доступен. Но только мы, проживающие бок о бок с людьми, понимаем смысл и значение нового воплощения, а главное, его возможности мыслить, общаться и быть куда более живым, чем при жизни. Кстати, в
Сегодня ночью я обязательно сбегаю на форум. Будет выступать кот, о котором его хозяйка написала книжку «Мы с тобой одной крови». Вот он как раз не зазнайка, хороший, простой, часто бегает к своей покойной хозяйке, у них бесконечная тема: существует ли новое земное воплощение или это чушь? Хозяйке хочется думать, что чушь. Ей нравится тот мир, а герою ее романа хочется еще раз глотнуть физики земли. А на самом деле дурачок хочет посмотреть, кто читает книгу про него. В сущности, не штука заглянуть в наш Интернет. Но... Не каждый им владеет, хитрая придумка не всем дается. Признаюсь не без гордости, компьютером тонкого мира я овладел так же быстро, как и земным, человеческим. Там все немножко не так, но если знаешь грамоту земли, усвоишь и эту.
Меня уже тянет туда, и я жду не дождусь ночи.
Я не сплю. В ногах Мурз. Он снова вчера исчезал. Мы оба были на кухне, он крутился под ногами, все двери и окна были закрыты, а я кинься – нигде его нет. В этот раз я не кричала, не билась об стену, я медленно обошла квартиру, заглядывая во все емкости. Я тихо его звала, тихо, чтобы не слышал муж, он ставил в свой компьютерный журнал очередную статью, и я не хотела сбивать его с толку. У меня колотилось сердце, а кота нигде не было. И он не мог никуда деться. Ну, не мог! Я взяла себя в руки и решила подождать еще хотя бы полчаса. Это огромное время для неизвестности. Каждая минута из тридцати вгрызается в тебя без остатка, она торит себе дороги в твое трепыхающееся сердце, и ты отдаешь себе отчет: какая-нибудь двадцать седьмая, можно сказать, никакая из себя минутка перекусит связь сердца с мозгом, и ты кувыркнешься в никуда.
Он появился на двадцать второй, весь вальяжный, только вот глаза, его дивные изумрудно-серые глаза, были чуть-чуть чужими. В них не было меня.
– Где ты был, сволочь? – спросила я его.
Он ткнулся мне мордой в подбородок. Он не так пах. Бывают ли сиреневые запахи, если сирени нет и в помине? От него пахло холодной подмороженной сиренью, но морда была теплой и привычной.
Вот почему я не сплю ночью. Я хочу уследить, куда он спрыгнет с моих ног. Мне хочется узнать его укрытие. Но предатели-глаза смежаются. Я переключаю мозги на грохочущие мысли типа: а если этот кризис не кончится, как предыдущий – покупкой килограмма гречки за какую-то неимоверную цену (38 рублей)? Я спрятала ее тогда на черный день, а нашла через восемь лет, в день, когда заговорили о новом кризисе, и выкинула ее, нераспакованную, к чертовой матери. Теперь я принципиально не покупаю гречки, хотя внутренний голос шепчет: «Купи! В тот раз ведь все обошлось. Поворожи гречкой».
Так и бывает. Я заснула под громкие мысли о грядущем безденежье, кот, свернувшись, спал. Мне же снился нелепый сон. Люди в пальто из гречки. У меня самой – шляпа с крутым заломом, тоже из гречки. Чай мы пьем с гречишным медом. А зовут меня Греча. Вот в такой дури я спала крепко и безмятежно, а проснулась от кошачьего скреба: кот сходил в свой туалет и зовет нас немедленно, он не выносит беспорядка в своей уборной. Полусонно думаю, что мой эксперимент выслеживания провалился. Кот как кот.
