кольцом с побрякушками продетым в ноздре у одной из красавиц, что совсем сконфузили бедных плясуний.
В мрачной смрадной комнате в роде подвала, мулатка исполнила для нас свой несложный и непривлекательный танец. Сидевшие на полу музыканты сначала негромко свистели в пискливые дудки и постукивали в бубны, потом ударили в балалайки, зурны, волынки, и восточная музыка разразилась в полной своей дерущей уши нескладице. Танцовщица стояла посреди комнаты с длинною палкой в руках и — то подпиралась ею как костылем, то клал? на нее подбородок, то целилась ею в присутствующих. При этом колен ногами не выделывалось; ходили только плеча, голова, стан, — и все туловище как-то дрожало под такт музыки. Порою, сгорбив спину и змееобразно изгибаясь, баядерка приседала наземь. В общем танец являл плохую гимнастику, лишенную грации и даже ловкости: ни одной живописной постановки, ни одного изящного движения; заключился он тем, что, совсем опустившись на пол, плясунья стала медленно переползать с места на место, причем плеча и грудь её все еще дрожали; музыка оборвала сразу, и искусница. взяв у меня из рук шляпу, с прежнею стыдливой улыбкой и потупленным взором обошла туристов.
На рассвете пароходы отвалили от Мпние и часа чрез полтора пристали к восточному берегу, против деревни Бени-Гассан. Шумная баллотировка ослов. их седлание и переседлывание, удары бичей, щедро рассыпаемые животным и людям, пестрая скачка в запуски под харкание, причмокивание и прихлебывание ослятников — все произошло своим порядком. Но бени-гассанские ослы еще меньше, еще тщедушнее и еще непонятливее мемфисских. если бы не короткие стремена, ноги мои конечно волочились бы по земле. Иных животных от слабости качает из стороны в сторону; другие, напрягши последние силы, бегут по прямой линии, ни пред чем не сворачивая, и стукаются головой о стволы деревьев или расшибают колена всадникам. Управлять ослами нет никакой возможности. Приняв эту заботу на себя, погонщики ежеминутно забегают вперед, чтобы то справа, то слева ткнуть их в шею, а остальное время не переводя духа хлопают их палками по заду, точно выколачивают пыль из подушек.
Добравшись через нивы до Аравийского кряжа, мы сначала посетили ущелье, где на небольшой высоте высечено несколько пещер {9}. Затем, повернув на север вдоль подножья гор, отправились краем пустыни на кладбище бесследно исчезнувшего города Нус. Порою тропинка, подойдя к черте, резко разграничивающей пески от плодородной почвы, вилась опушкой пальмовых рощ или межою роскошных полей. Две необитаемые деревни с провалившимися кровлями, на половину затопленные песком, попались нам на пути. Говорят, они пользовались худою славою и были разгромлены войсками Ибрагим-паши. Вообще, на всем пространстве, от Бени-Гассана до города Монфалута, население слывет крайне бедным и ненадежным (в смысле уплаты податей).
Кладбище расположено по крутому горному скату. Пониже, среди обломков мастаб, зияют могильные колодцы, а выше, вдоль узкой террасы, окаймляющей кряж, гробницы высечены в скале. По мере того, как мы поднимаемся к последним, вид за нами ширится во все стороны, долина развертывается в полном весеннем уборе, и на юге и на севере открываются новые извивы Нила.
Гробницы — числом до 30—заключают каждая со одной комнате со сводами, поддержанными дорическими и другими колоннами; некоторые из колонн имеют чисто египетский пошиб, сплочены, например, из четырех стеблей лотоса и увенчаны нераспустившимися священными цветами. В полу от одного до шести колодцев; потолок и бордюр (т. е. верхний окоемок стен) покрыты довольно мелкими прямолинейными узорами, напоминающими дешевые обои, а по стенам изображены кистью всякие события. Живопись — по желтому полю, на известке — отличается грубыми контурами и отсутствием теней; в художественном отношении она много уступает барельефам Ти. Доказательством того, как Нусские живописцы сами мало надеялись на свои творческие силы, может служить любопытный факт, что над каждым одушевленным и неодушевленным предметом выставлено его название. Большая часть рисунков попорчена: в иных местах обвалилась штукатурка, в других — краски соскребены туристами, начавшими выцарапывать здесь свои имена со времен византийского владычества.
Содержание картин весьма любопытно. Всеобъемлющая поэма, изваянная по стенам усыпальницы Ти, в каждой гробнице Бени-Гассана развивается все шире и шире, пополняясь бесчисленными подробностями. Все бытовые сцены, виденные нами там, встречаются и здесь, но, кроме того, есть много нового. Представлены битвы и единоборства, акробатические упражнения и игра в мяч, палочная расправа, производимая как над мужчинами, так и над женщинами; первых традиционно «раскладывают», вторых сажают и бьют только по плечам. Виноделие передано во всех его фазах, начиная от сбора винограда и кончая кладкой бутылок в погребах. Картины охот разнообразнее, чем в Мемфисской мастабе кроме крокодилов и бегемотов, на Ниле преследуются всякие птицы — одних ловят специальными западнями, других, как например диких гусей и курочек, накрывают большими наметами. В пустыне гонятся за гиенами, львами, леопардами и антилопами. Ловцы вооружены копьями и стрелами с каменными наконечниками; собаки двух пород, борзые и коротколапые в роде таксов, сопутствуют людям. Далее, есть музыканты, играющие на арфах, на флейтах и поющие хором, карлы и калеки, дети в корзинах, ежи и заяц в клетке, цирюльник. бреющий свою жертву, не то шахматные, не то шашечные игроки (все фигуры на доске одинакового образца; противодействующие разнятся по цвету), и еще много всякой всячины, которой и не припомнишь {10}.
Самая прогулка но гробницам Бени-Гассана имеет особую прелесть: всякий раз с новым удовольствием выходишь из темных могильных покоев на воздушную террасу, в яркое сияние дня, и невольно улыбаешься и щуришься, видя с высоты ослепительную панораму Египта.
На Саидис я вернулся одним из первых. Пароходы долго поджидали отстали к. К берегу со всех сторон стекалась за бакшишем толпа преимущественно из мальчишек в грязных холщовых рубахах и девчонок, едва прикрытых черными или темно-синими лохмотьями; были и взрослые, главным образом старики и старухи отвратительного вида. Все лезло в воду, орало и простирало к нам руки. Смельчаки вороватою походкой сороки подступали но неубранным сходням к борту, но сыпались в Нил как орехи, когда кто-нибудь, шутя, грозил им с палубы. Туристы бросали в реку медные деньги, не имеющие и здесь почти никакой цены, а в Каире вовсе изъятия из обращения: ими нарочно запасаются для путешествия в Верхний Египет. Арабы — одни по колено, другие по пояс, третьи по шею в воде — мешаясь в общей свалке, ловили их на лету, доставали со дна, вырывали друг у друга и в заключение проворно прятали за щеку. Возгласы: «бакшиш» и «катархерах кетыр», [53] рев детей, обиженных старшими, вопли и стоны какого-то сумасшедшего или юродивого, сливались с плесканием воды и шумом рвущегося наружу пара. Для нашего развлечения Анджело, отрешившись от обычной солидности приемов, шутил всякие забавные шутки над Арабами, обливал их помоями, осыпал золой или с добродушнейшею улыбкой кидал им монеты, предварительно раскаленный на плите.
Случалось, толпу внезапно охватывало смятение, крики смолкали, и Арабы, лопоча ногами по воде, как стадо испуганных гусей, выносились на берег, с тем, чтобы лететь без оглядки полем в рассыпную. Страх был не без причины: его вселял в трусливые арабские души один из драгоманов, не наш старый кроткий Сафи, а молодой надменный и дерзкий Мехмед с Бгзсеры, тип египетского драгомана, гроза Арабов и нередко бич самих путешественников. Притаившись на том пароходе, он как хищник следил за движениями буйной орды и, выбрав мгновение, неслышным прыжком соскакивал на землю. Но опасливые Арабы, учуя вовремя беду, избавлялись стремительным бегством, и ему удавалось зацепить арапником разве какую- нибудь дряхлую старуху или малого ребенка. Пока топот босых ног стихал в отдалении, Мехмед, постояв на месте, медленно, в сдержанной бешенстве, возвращался в засаду, как промахнувшийся тигр смущенный неловким нападением. А феллахи, победив робость, снова сходились поодиночке к пароходам, и через три минуты опять подымались, шлепанье, драка в воде и крики: «катархерак кетыр!» «бакшиш»!
Этими криками при каждой остановке нищие жители плодоноснейшей в свете страны красноречиво оповещают нас, что подати и дополнительные сборы взяты с них вперед, за несколько будущих «урожайных» лет.
Час спустя, мы проходили около прибрежного дворца хедива. Путешественники, три дня не видавшие ничего похожего на европейскую постройку, внимательно рассматривали его в бинокли.
В то время, как Бехера и Саидие запасались углем на западном берегу в местечке Рода, мы посетили еще сахарный завод, чуть ли не больший вчерашнего, но на противолежащие развалины Антинои, {11} за недосугом не поехали.
