жестокое, зрелище кровавое. Слышите: детям до шестнадцати просмотр запрещён, так что отвернитесь, или закройте глаза, или…
Но Никита Афанасьевич был так поглощён предстоящим действом, что даже не сделал замечания Барабашке. Он громко и торжественно произнес несколько непонятных слов, после чего… вынул свои глаза.
— Ой! — вскрикнула Уля.
— Да-а, — многозначительно протянул Юра.
— Я предупреждал, а вы не послушались! — насмешливо завизжал Барабашка. — Ваша неокрепшая детская психика не выдержит этого!
Тут в руках у ребят оказались два бокала, Никита Афанасьевич вытянул к ним кулаки, в которых были его глаза, и сжал их. В бокалы засочилась некая зеленоватая жидкость.
Юра и Уля содрогнулись от отвращенья.
— Если у вас появились позывы к рвоте, то вот вам пакетики, — сказал Барабашка, и протянул им два больших картонных пакета.
— Спасибо, не надо, — сдержанно проговорила Уля.
Никите Афанасьевичу показалось, что эти слова обращены к нему, и он вымолвил обиженно:
— Что — не хотите? А ведь, между прочим, это лучшее средство против сна.
— Да мы не к вам, а к Барабашке, он тут нам пакеты предлагает, — произнесла Уля, и поднесла бокал к губам.
От зеленоватой жидкости исходил крайне неприятный запах, к тому же жидкость булькала, и слегка шевелилась, так что и Юра и Уля подумали, что предложенные Барабашкой пакетики очень даже могут понадобиться.
Но и Никиту Афанасьевича они не желали обижать, так что сосчитали до трёх, и одним залпом осушили содержимое бокалов. И, надо же: жидкость по вкусу напоминала апельсиновый сок.
— Ну, как? — осведомился Никита Афанасьевич.
— Вкусно, — сказал Юра.
— Очень понравилось. Большое спасибо, — поблагодарила Уля.
А Барабашка сказал обиженно:
— Вот так всегда! — затем надул картонные пакеты и лопнул их с таким грохотом, будто стрельнул из двустволки.
— А как же вы теперь без глаз? — спросила у Никиты Афанасьевича Уля.
— Да, да, шеф, босс, патрон, начальник, Н.А, как же вы теперь без глаз?! — захихикал Барабашка.
Но в глазницах у Никиты Афанасьевича уже появились новые глаза, которые ничем не отличались от прежних глаз. И он метнул на Барабашку такой гневный взгляд, что тот решил, что лучше замолчать (ну, по крайней мере, на некоторое время).
В это время потолок рассекло ещё несколько трещин, и просунулись в них хищно-извилистые, злобно-шипящие корни.
— А! — вскрикнула Уля, и инстинктивно спряталась за неширокой Юриной спиной.
Юра понял, что ничего с этими чудовищными корнями не может сделать, просто потому, что у него мало сил. И он вытянул перед собой руки.
Руки его тряслись, а в правой руке держал он волшебный колокольчик, про который, честно говоря, совсем забыл.
И в результате того, что его рука тряслась, колокольчик зазвонил. Чистый, мелодичный перезвон наполнил воздух. Корни тут же сжались, и чёрными, безжизненными ошмётками попадали на пол.
— А теперь, наконец, идите. А я буду бороться, — вымолвил Никита Афанасьевич. — Надеюсь, что до рассвета мне удастся продержаться. Барабашка, проводи их.
Призрак Никиты Афанасьевича вздрогнул и превратился в подобие светоносного паруса. Этот «парус» изогнулся, и проплыл вверх через трещину в потолке. И тут же усилился грохот и яростные вопли нежити над их головами, но над всем этим главенствовал звучный голос Никиты Афанасьевича, который читал какие-то заклятья.
Ну а на Барабашке появилось лакейское одеяние позапрошлого века. Огромная шляпа венчала его необъятную, ухмыляющуюся физиономию. Он стремительно прошвырнулся к дальней стене, где нажал на крылышко в барельефе одного ангелочка. В результате этого в стене открылся потайной ход.
— Прошу, господа хорошие! — склонился в изящном поклоне Барабашка.
Тогда Уля шепнула Юре на ухо:
— Теперь я понимаю, почему Никита Афанасьевич его при себе держит.
— Угу, — согласно кивнул мальчик. — С ним точно не соскучишься.
Глава 6. «Смех и слёзы»
Они пошли по тайному ходу. Потолок, пол и стены были каменными, и весьма низкими, так что приходилось идти согнувшись. Барабашка летел перед Юрой и Улей, и говорил:
— Такие хорошие, такие аппетитные ребятки. Даже жалко вас покидать!
— А вы что же покинете нас? — огорчённо спросил Юра, которому вовсе не хотелось расставаться с Барабашкой.
— Да ты что! — шикнула на него Уля. — Конечно, он нас покинет, и вернётся к Никите Афанасьевичу. Они вместе будут оборонять колокольню.
Барабашка повернулся к ним, однако продолжал парить вперёд по тайному ходу. Он спросил очень серьёзно:
— Как вы думаете, какое занятие самое скучное на свете?
— Э-э, ну, наверное, когда убивают время, — предположил Юра. — Ведь это так скучно, и так страшно — тратить без всякого толка часы, которым цены нет. Ведь каждый человек столько сделать, столько узнать может и должен…
— Уф-ф-ф, как сложно! — из ушей Барабашки повалил алый дым. — Тоже мне, философ! А я хочу сказать: самое скучное занятие — это оборона колокольни. Нет, ну вы только представьте себе: целую ночь метаться взад и вперёд, читать всякие дурацкие заклятья, трезвонить в колокол, и прочее и прочее, и прочее… — тут Барабашка шумно зевнул и осведомился. — Кстати, вам спать не хочется?
— Нет. Совсем не хочется! — хором ответили ребята.
— Ну, значит, антиснотворное шефа работает. Кстати, приготовлено исключительно из натуральных веществ, и не является наркотиком. Предлагаю организовать фирму: «Глаза Н.А». Мы будем выжимать…
— Прекрати! — взмолилась Уля.
— Хорошо, хорошо. Так у нас был спор о том, идти мне с вами, или помогать Н.А. в обороне колокольни. Как я уже говорил: оборона — занятие исключительно скучное и ничего кроме зевоты не вызывает. С другой стороны прогулка с вами — дело очень приятное. В общем, давайте бросим жребий. У вас есть монетка?
— Нет, — ответил Юра.
— Нет, — ответила Уля.
— Вот и у меня нет, — вздохнул Барабашка. — Так что бросим голову. Орёл — иду с вами, решка, — не иду оборонять колокольню.
— Что… голова… а где орёл? — растерянно пробормотал Юра.
— Ну, естественно: если глаза вверх — значит орёл, — заявил Барабашка.
Затем шаловливый призрак элегантным жестом снял с Юриных плеч голову. Юра быстро заморгал глазами и спросил:
— Что происходит?
— Ничего особенного, — хмыкнул Барабашка, и легонько подбросил Юрину голову.
