выпустить Сван. Гуль устало опустился на корточки. Близнец Пола повторил судьбу несчастного брата.

Спустившийся к Свану помощник небрежно обшарил тело. Трофеев никаких не нашлось, и интерес к убитому моментально иссяк. За ноги они втащили американца на гребень и там, раскачав, скинули вниз. Просто и буднично. Так, вероятно, здесь жили все, и к этому тоже следовало привыкнуть. Гуль отрешенно прикрыл веки.

– Твоя игрушка?

Ему снова пришлось открывать глаза. Человек, которого называли Сваном, любовно оглаживал «Калашников». В самом деле, в его крупных мохнатых лапищах оружие казалось игрушкой. Глядя в дымчатое от щетины лицо Свана, Гуль апатично покачал головой.

– Ваша…

Глава 4

…Что такое профессор, дети? Повторим вслух! Профессор есть существо близорукое и бесполое, безнадежно увязшее в цифрах и формулах. Внешне оно похоже на деда Мороза, но в очках, обряжено в костюм-тройку и отличается более куцей бороденкой. Кто не понял, пусть поднимет руку. Мистер Пилберг побеседует с ним лично…

Гуль брел по лиловому песку, устлавшему внутреннюю поверхность шара. Белка-дурочка вращает на ярмарках колесо, а он подобным образом вращал шар. Движение давалось с трудом, – шар был большим и громоздким – диаметром в спринтерскую дистанцию. Чепуха, если прикинуть глазом, но шагать можно до скончания времен. Потому что пустыня – это всегда пустыня. И прежде всего это место, где нет и не может быть никаких следов. Песок слишком самобытен, чтобы уважать подвиги пешеходов. Он попросту равнодушен к ним, стирая и засыпая написанное подошвами ног.

Гуль шагал в никуда, и сквозь дрему до него доносился голос Володи. Капитан что-то рассказывал ему, делился информацией, и не его вина, что информация состояла в основном из многосложных вопросов. И если он рассчитывал услышать ответ из уст Гуля, то он крупно ошибался. Гуль твердо вознамерился выспаться. Несмотря ни на что. Его не пугал ни шар, который нужно было вращать ногами, ни пухлолицый Пилберг, норовящий прокрасться в сновидения недавнего собеседника. Толстый, неряшливый, абсолютно лысый, без бороды и даже без усов, он грозил Гулю пальцем и беззвучно шевелил ртом. Гуль не хотел на него смотреть, но шею сводило, глаза магнитом притягивало к шевелящимся губам.

Артикуляция. Снова артикуляция. Ложная – и потому насквозь лживая. Гуль не мог не слушать, Гуль не мог не видеть, и потому видимое и слышимое приходилось отвергать внутренне…

Дети! Смотрите и запоминайте. Мистер Пилберг является исключением в нашем правиле. Поместите его в скобки и пометьте звездочкой…

Продолжая брести по песку, Гуль с равнодушием пронаблюдал, как неряшливого профессора окружила забавная клетка из стальных скобок, а чуть выше вспыхнула похожая на лампу накаливания звезда.

Ноги все глубже увязали в песке, шар проворачивался с явственным скрипом. Я бреду, мы бредем, он бредет. Правила, исключения, суффиксы. Выдумки шибко умных, вроде того же Пилберга. Увы, грамотная речь не всегда является более красивой…

– Смотри! – втиснувшийся в сон Гуля капитан вытянул перед собой руку и собрал пальцы в щепоть. – Точка. Условный ноль, начало отсчета любой системы координат. Статичное и бесконечно малое… Теперь я беру эту точку и вытягиваю в прямую, – видишь? Получаю одномерное пространство. А сейчас эту же самую прямую я вот таким макаром размазываю по плоскости – вроде как скалкой тесто, и… Одномерное превращается в двумерное… Ты помнишь ту пещеру? Этот их чертов проход? Так вот, это и есть ни что иное, как проход из нашего мира в одномерный тубус. Из трехмерного в одномерный и обратно. Несколько неприятно, но не смертельно, как говаривал твой Монти. Всего один миг – и от пяток до макушки ты одномерен. Отсюда и относительность расстояний. Пилберг считает, что нам повезло, и знаешь, я согласен с ним. Попасть сюда – редкостная лоторея!

– Дурак твой Пилберг, – пробормотал Гуль и, привстав на локте, захлопал ресницами.

Все-таки оставалось еще кое-что, чем можно было его изумить. Уже проснувшись, он продолжал видеть песочный шар, клетку с Пилбергом и светящуюся над ним лампочку. И в то же время он не сомневался, что это не было уже сном. Капитан сидел перед ним и продолжал чертить в воздухе геометрические символы, Пилберг продолжал скалиться из своей загадочной клетки.

– Володя! – Голос Гуля дрогнул. Он вдруг увидел, что Пилберг грозит ему, просунув сквозь прутья кулак. И тут же видение шара померкло, лампочка над профессором треснула и погасла. Наступившая тьма поневоле заставила судорожно вцепиться в руку Володи.

– Ты чего?

– Не знаю, – Гуль оглядел убогое помещение и, выпустив кисть капитана, снова упал затылком на подушки. – Мерещится разное.

– Это здесь сплошь и рядом.

– Сплошь и рядом, – повторил Гуль. Он видел себя сидящим перед двумя экранами. На одном из них находился капитан, второй был потушен, но Гуль не мог поручиться, что через секунду-другую экран не засветится снова.

Сплошь и рядом…

А капитан говорил и говорил:

– Я думаю, это какой-то особенный многомерный мир.

Помнишь Пилберг рассказывал о многомерности? Наверно, так оно и есть. Мы имеем дело с совокупностью различных измерений. Многомерная гипертрофированная среда, где все совершенно по- иному! Подумай, это ведь здорово! Ни Риману, ни Лобачевскому такое и присниться не могло! Мне до сих пор не верится, что я здесь!..

Еще бы! Само собой. В такое не поверится и под пыткой… Темный экран, кажется, предпринимал попытки ожить вновь.

Гуль бессильно закрыл глаза. Господи, когда же все это кончится?…

Капитан и убогая комнатенка послушно исчезли, а спустя мгновение мерцающий экран вспыхнул в полную силу.

Только не это! Гуль испуганно распахнул веки, экран погас с каким-то злым шипением, словно в костер плеснули ведро воды. Сердце гулко колотилось где-то у самого горла.

– …По всей видимости, здесь чудовищная гравитация. Этот слизняк безусловно движется, но мы ничего не чувствуем. Заметь! Точно так же не чувствует толчков и движения какой-нибудь вирус, поселившийся на нашем теле.

Отличное сравнение! Поежившись, Гуль покосился на Володю. Вероятно, в самом скором времени то же самое ожидало и его – такое же тихое помешательство. Если так пойдет и дальше, – день-два – и он наверняка спятит, а, спятив, станет называть желудок ископаемой рептилии сказочным мирком, а себя величаво сравнивать с какими-нибудь земными вирусами или вшами.

В сущности капитану повезло немногим больше его. Он провалился следом за Гулем, но отчего-то рухнул вблизи лагеря. Его тут же подобрали медсестры, и уже через час он имел пространную беседу с главой поселения – тем самым Пилбергом. Наверное, разговор оказался роковым, – с капитаном что-то произошло. Гулю с трудом удавалось слушать восторженные рассуждения о новых якобы только сейчас приоткрывшихся перед ними возможностях. Он не понимал, как можно испытывать интерес к ловушке, в которую они так необдуманно угодили. Сам он склонялся к мысли, что лучше было бы остаться наверху. Кто знает, возможно, огонь артиллерии пощадил бы их, а тогда рано или поздно подоспело бы спасение. В нынешней же ситуации перед ними вырисовывалась печальная неопределенность. Более того – будущее представлялось столь пугающим и непривычно-чуждым, что Гуль отвергал его сходу и без колебаний, не притрагиваясь и даже не пытаясь попробовать на вкус. Да и чего ради? У него были дом, друзья, родные! Он и мысли не допускал, что может остаться тут навсегда. Здешнее существование, каким бы оно ни было, совершенно его не привлекало. И потому красочные монологи капитана вгоняли недавнего рядового в самую безысходную тоску.

– Есть и другой небезынтересный аспект. Наши собственные физиологические изменения. Помнишь? Они начались еще там, в шахте. Возможно продолжаются и сейчас.

– Володя, – прервал его Гуль, – ты действительно хочешь остаться здесь?

– Я? – капитан взглянул ему в глаза и смешался. – То есть… Видишь ли, Гуль, я понимаю, что ты хочешь

Вы читаете Дитя Плазмы
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×