наслаждением вдохнув, я присел за пульт. Пришла вздорная мысль, а почему бы не выспаться прямо здесь? Мне воочию начинало казаться, что над головой запевают пичуги, а справа и слева воздух наполняется звоном комаров. Я сидел не в кресле, я сидел на пне, и ноги мои утопали в подсушенной солнцем траве. А на «Цезаре» – что я там забыл? Да ничего! Уже более восьми месяцев я шлялся по космосу, взирая на мир исключительно через стекла иллюминаторов. И если эмигранту позволительно тосковать по родине, то разве зазорно рядовому астронавту пустить иной раз скупую слезу по Земле?… Наверное, это и впрямь смешно, но все наше мужество держится зачастую на зыбкой паутинке. Мы играем в пионеров и капитанов, но внутри себя остаемся прежними слабыми людьми. Рожденный на Земле – вне Земли проживает недолго. Давно доказанный научный факт. И если на орбите родной планеты люди еще тянут какое-то время, то в иных системах срок путешествий весьма ограничен. Через три-четыре года ломаются все без исключения. Потому что Земля – это Земля.
Волна сентиментальности накрыла меня с головой. Я сознавал, что стоит мне закрыть глаза, и иллюзия леса усилится. Может быть, поэтому я еще пытался сопротивляться, мысленно уговаривая себя встать и убраться отсюда восвояси. Мозг был за, а тело против. Воистину самое сложное – совладать с инерцией покоя. Опершись о пульт, я сделал попытку подняться, и в эту самую секунду что-то произошло. Как это случилось, я не понял, но интуиция коротко просигнализировала, высветив на внутреннем светофоре багровый сигнал опасности.
Я по-прежнему сидел в кресле, вдыхая смолистый аромат, и пальцы мои машинально настукивали какой-то незамысловатый ритм, но что-то в помещении неуловимо переменилось. Я скользил глазами по множественным полкам, по змеистым вязкам проводов, силясь понять происшедшее и не находя ответа. Шестое чувство явственно било тревогу, но зрение, слух и мозг пассивно помалкивали. Они не видели, не слышали и не осознавали причину пробудившегося беспокойства. Что-то приближалось, наплывало издалека подобно урагану или землетрясению, а я ждал, раскрыв рот, мраморно-тусклым сознанием материалиста отвергая мистику и необъяснимое.
Внезапно пространство перед глазами всколыхнулось, и все видимое подернулось пленкой зыбкой неустойчивости. Я сморгнул и неожиданно очень ясно ощутил свою голову отделенной от туловища. Тело уже не принадлежало мне, жизнь сосредоточилась выше, разом отрекшись от рук и ног. Глядя на распахнувшуюся подо мной пропасть, я испытыл настоящий ужас. Потому что вдруг понял, что в любой момент рискую потерять равновесие и соскользнуть с плеч. Беззвучное падение, перевороты в воздухе, удар о далекий пол… То же, должно быть, созерцали обострившимся воображением подымающиеся на эшафот. Они предчувствовали и предощущали свою ближайшую минуту, когда, скатываясь по деревянному настилу, головы их еще живут крохотные мгновения, сквозь боль и окутывающий мрак сознавая, сколь страшна и бессмысленна жизнь без тела. Я прочувствовал это в полной мере, и тошнотворный страх туманом окутал мозг. Наверное, он и выручил меня. Ощущение охваченного паникой тела вернулось. Правда, суставы и мышцы оказались замороженными, но оставшихся сил мне все же хватило, чтобы медленно обернуться. Точно невидимый магнит поворачивал мою шею. Прошла, вероятно, целая вечность, прежде чем шейные позвонки прокрутилсь в крайнее положение, и уже наперед я знал, что увижу кого- нибудь из НИХ.
Я смотрел в угол комнаты и часто моргал. Это было что-то вроде нервного тика. Атетоз… Глаза слезились, в затылке зарождалась смутная боль. ОН стоял в нескольких шагах от меня, по-детски поджав под себя ногу, совершенно голый, карликового роста, с голубой кожей. Маленький гуманоид из далеких миров. Я глядел ему прямо в лицо, но не мог уловить ни единой черточки. Глаза ломило от напряжения, но я видел лишь размазанное пятно, хотя непонятным образом сознавал, что у человечка присутствуют глаза, рот и нос. Что-то случилось с моим зрением, что-то случилось со временем. Словно угодив в вязкое море глицерина, секунды замедлили ход. Я продолжал пялиться на внезапного гостя, не шевелясь, совершенно ни о чем не думая. В голове завывала тоскливая метель, и холодный колючий снег засыпал мои мысли.
А потом… Потом необъяснимо и ниоткуда пришел беззвучный приказ. Я вдруг понял, что должен встать и подойти к карлику. ВСТАТЬ И ПОДОЙТИ…
Ощущая легкое покачивание, я стал подниматься. Тело вновь переменило хозяина, и настоящим был тот – расположившийся в углу. Кажется, я поднимался так долго, что когда наконец выпрямился, показался себе великаном. Нелепый дребезжащий смех ворвался в уши, и не сразу до меня дошло, что смеюсь я сам. А затем горло свело судорогой, стиснуло ледяными пальцами. Я захрипел. Незримое и цепкое протянулось щупальцами из угла, опутав по рукам и ногам. Отчасти я уже понимал что происходит. Надо мной экспериментировали. Некто желал испытать свою власть над земной плотью, и я не мог ни шагнуть, ни отвернуть головы. Окаменевшие мышцы безнадежно боролись с неведомым.
– Пусти! – в горле моем клокотало. Напряжение передалось и лицу, порождая немыслимые гримасы. Я попытался распрямить плечи, и паутина таки лопнула. Не веря обретенной свободе, я порывисто шагнул вперед и разглядел, как правая моя рука вскидывает ковалевский бластер. Теперь я глядел на это голубое, расплывающееся лицо через прорезь прицела. Внезапная вибрация воздуха, и я вдруг увидел на месте карлика себя – бледного, с хищно прищуренным глазом. Но это длилось совсем недолго. Видение вновь взмутилось, и карлик вернулся. В пятнышке тумана, именуемом его лицом, снова замелькали, перемещаясь с места на место, губы, подбородок, лоб и нос. Но самым большим и впечатляющим был почему-то рот. Он ползал по лицу, то и дело раздваиваясь, показывая мелкие зубы и пупырчато-лиловый язык. Эта тварь продолжала насмехаться надо мной!..
Ни мгновения не колеблясь, я спустил курок, и яркая вспышка ударила в человечка, обратив в ничто, превратив в дымчатую пустоту.
Ощущая боль в онемевшей шее, я огляделся. На панели пульта мирно перемигивались индикаторы, энергоблоки компрессоров гудели как ни в чем не бывало, и только угол комнаты чадил едким желтоватым туманом. К тем четырем десяткам отметин я добавил еще одну. Так оно, вероятно, было и тогда…
Я развернулся к выходу и охнул. Карлик стоял в дверном проеме – живой и невредимый. Большие глаза его заняли наконец-то какое-то устойчивое положение, следя за мной с насмешливым вниманием. И снова волна мутного страха, набежав из-за горизонта, обдала холодом спину. Хрипло дыша, шагом загипнотизированного я двинулся к человечку. Стены и потолок меняли цвет и форму, пульсируя и сдвигаясь, угрожая расплющить меня в тоненький лист. А большеглазый гость продолжал улыбаться, подманивая взглядом, лукаво дразня.
Выстрел!.. Я даже не целился. Порог искристо вспыхнул, а человечек с готовностью отскочил в сторону. Все было напрасно! Он не боялся моего оружия. Напротив, выстрелы даже веселили его!
Рухнув на колено, я ударил длинной очередью. На этот раз промахнуться было просто невозможно. Желтые тугие молнии унеслись в конец коридора, пробив по пути тщедушное тельце. Человечек засмеялся. Голосок у него был тоненький, как у ребенка. Пришельца откровенно веселила моя ярость.
Выстрел! И еще один. В такт вспышкам бластер вздрагивал в руке. Я чувствовал, как стремительно разогревается тяжелый ствол. Искристо взорвалось где-то в конце коридора, и светящиеся стены потухли. Я оказался в темноте.
Господи! За что?… Почему удача на его стороне?… Каждой клеточкой теперь я ощущал собственную беззащитность. Ночь – время Тьмы, как сказал кто-то… Свободной рукой я судорожно обшаривал пространство, словно слепец, страшащийся наткнуться на нечто опасное, с ужасом ожидая, что лица или спины вот-вот коснется маленькая голубая ладонь. В таком мраке подкрасться ко мне ровным счетом ничего не стоило.
Но нет… ОН не собирался этого делать. Его интересовала честная дуэль. Зависнув в некотором отдалении фосфорецирующим ореолом, карлик вновь уравнял наши шансы. Подняв перед собой качающийся бластер, я двинулся вперед. Страшноватый гость стал моим маяком, я цеплялся за него, словно иного ориентира уже не было.
Внезапно откуда-то сбоку выкатилось знакомое шипение, ярким шаром скользнуло под ноги. Я успел выстрелить, взорвав шар словно бомбу. Грохочущая сила оторвала меня от пола и отшвырнула назад. Кажется, я успел потерять сознание и вновь очнулся от болезненного падения. Шаровой молнии больше не было. Зато был ОН. В каких-нибудь двух шагах от моих раскинутых ног.
Пошарив в пустоте руками, я устало всхлипнул. Бластер куда-то пропал. Я выронил его, когда падал. Вместо оружия я нащупал резиновую гусеницу робота-уборщика. От останков разило подозрительным теплом. Перегретый металл кожуха рассыпался под пальцами. Все опять повторялось. Ковалев, отметины по
