ли хотело доконать упрямого хозяина. Вадим ничего не мог с собой поделать. Тоскливая мелодия сжимала сердце, навевала космическую грусть. Если бы не расторопные службы крематориев, звучать бы этой музыке века и века, но заиграть можно все, что угодно, и первый удар классикам скрипичного ключа нанесли немые фильмы, в качестве озвучивания взявшие на вооружение фортепианную игру таперов. А далее великие классики пошли по рукам. Комедии смотрели под тревожные трели Бетховена и Глока, кружевную оперетту украшали раскатами Листа и Дебюсси, сотовые и детские телефоны наигрывали Штрауса и Вививальди, а тела умерших сжигали под музыку итальянского гения Альбинони. Кто знает, возможно, это было закономерно и правильно, однако, двигаясь сейчас по дорогам, заполненным войсками дайков, Вадим никак не мог отвязаться от навязчивых ассоциаций. Тревогу по пропавшим друзьям всплывшая в голове мелодия никак не развеивала – скорее, наоборот, усиливала. И именно она заставила его задержаться в столице Томусидо лишнее время. Следовало подумать о дополнительных резервах энергии, и Вадим вновь прибег к целебной силе воды.
Лишенный электроэнергии, город располагал, тем не менее, богатой сетью водных каналов. Вадим уважал и любил воду. Более того – он всерьез полагал ее живой материей. Как бы то ни было, но именно водная стихия не раз выручала его в патовых ситуациях, выручила она его и сейчас. Конечно, жаркий воздух тоже мог стать источником дармовой энергии, но теплоемкость воды обещала значительно больший улов, и, запустив лимбы в водные протоки, в течение нескольких часов Дымов соорудил себе вполне добротный кокон. Теперь энергия, словно смола, облегала его тело, поместив в подобие прочнейшего скафандра. Ну, а то, что температура в городских каналах после его процедур снизилась на шесть или семь градусов, вряд ли могло кого-то всерьез обеспокоить. Таким образом, в энергетическом панцире, «подаренном» городом Гарондой, уже можно было не бояться ни дальней дороги, ни очередных охотников за человеческими головами.
Похоже, и двугорбый дружок к нему вполне притерпелся. Напоенный и накормленный, верблюд вышагивал бодро, с некоторой даже величавостью. Любопытства к одинокому всаднику встречные дайки не проявляли, если о чем-то спрашивали, то Дымов отвечал угрюмо и однозначно. Еще меньше ему хотелось разговаривать, когда он обгонял повозки, груженные награбленным добром. Именно такие картины погружали Вадима в глубокую ипохондрию. Мысль о том, что половина человечества с преспокойной совестью ворует, убивает и предает, отравляла сознание жесточайшим ядом. Здесь же, на телегах, можно было встретить все что угодно – от детских игрушек с кухонной посудой до огромных холодильников с торшерами, люстрами и телевизорами. Вряд ли варвары Дайкирии представляли себе истинное предназначение электронной техники, однако почему не взять, если лежит? И они брали, как брали люди во все времена, брали все, за что можно было потом не отвечать перед законом. На одной из повозок Дымов разглядел даже парочку новеньких компьютеров. Он попытался вообразить, в каком месте поставит их счастливый хозяин, какими словами будет объяснять соседям смысл замысловатого приобретения, но на это не хватало даже его богатейшей фантазии.
Поначалу Дымова раздражала скорость, с которой они передвигались, но заставить Рыцаря шагать быстрее было не так уж просто. У этих шерстистых великанов имелось свое представление о скорости, и кто знает, возможно, в этом смысле верблюдов можно было сравнивать с великими земными мудрецами, поскольку лучше многих других они знали, насколько верна пословица: «тише едешь, дальше будешь». Мысленно Вадим мог бы продолжить пословицу, дополнив словами: «и дальше, и дольше, и, пожалуй, что даже живее». Так или иначе, но условность скорости он принимал с послушанием истинного аналитика, а потому понукать верблюда даже не пытался. Цену пройденным километрам животное понимало лучше него. Кроме того, Вадим чувствовал, что дистанция между ним и друзьями сокращается с каждым часом. Наверное, если бы в этой местности разъезжали автомобили или мотоциклы, он рискнул бы сменить транспорт, но, увы, Дайкирия действительно была страной глубоко архаичной, понятия не имеющей о двигателе внутреннего сгорания. Если в начале своего пути Дымову еще попадались проржавевшие остовы томусидианских грузовиков и легковых машин, то теперь дорога была девственно чиста. Покачивающиеся пейзажи навевали странное настроение – столь же торжественное, сколь и унылое, и сама собой в голове начинала звучать скрипичная музыка давно убежавших веков, сочинявшаяся неспешно, при свете лучин и факелов. Пожалуй, будь у него выбор, одну жизнь Вадим решился бы прожить именно в такое время, может быть, даже в облике кочующего бедуина. Как ни крути, но что-то притягательное в жизни кочевников, безусловно, имелось. Возможно, завораживала даже не романтика дорог, а их космическая бесконечность. Как ни крути, жизнь – это не конечный смысл, это процесс. И уж если где и должны были рождаться истинные мудрецы, то, конечно, не в Венских уютных кабинетах, а где-нибудь среди безмолвных гор и песчаных горизонтов, сидя не в плюшевом кресле, а на смозоленной спине двугорбого знатока странствий.
Очередной поворот заставил Дымова резко натянуть поводья. Впрочем, он чуточку запоздал, – Рыцарь и сам остановился, почуяв запах близкой беды. Впереди – в маленьком горном разломе происходило страшное. Спешившиеся всадники отвлеченной философии не предавались, – молча и неторопливо они убивали людей. Ставили на колени возле черной высокой скалы и с уханьем отсекали головы.
Мгновение, которое Дымов потратил на то, чтобы разобраться в обстановке, стоило жизни еще одному человеку. Обнаженный по пояс палач дело свое, судя по всему, знал. В отличие от Европы с Россией, издавна пристрастившихся к топору, восточные страны вершили казнь все теми же кривыми мечами.
Ничего особенного в ятагане рослого дайка не наблюдалось, однако секреты палаческого мастерства он успел постигнуть в полной мере, поскольку головы пленников смахивал так же легко, как срезают выпроставшиеся из земли грибы. Мускулистый красавец даже не казнил, а работал – буднично, без особого азарта. Смуглая грудь его лоснилась от пота, на лице стыло спокойное довольство. Молодец и впрямь знал свою работу, демонстрируя приятелям высочайшее качество. Наверное, потому Вадим и не сообразил сразу, что видит не шоу и не театральную постановку, а самую настоящую казнь. Всегда сложно из розовых сказок выныривать в явь. Вот и он скатился сейчас с горных горделивых круч в топкое болото людской грязи.
Как всегда преображение происходило стремительно и страшно. Вадим и сам боялся подобных моментов, отлично сознавая, что в один-единственный миг пересекает демаркационную линию, разделяющую гуманоидов и зверей. Взбугрившееся метатело коброй взвилось вверх, подобием капюшона распустило корону, заставив присесть на задние ноги даже невозмутимого Рыцаря. А еще через мгновение раскручивающийся лимб стрелой устремился к палачу – все равно как гарпун, вытягивающий за собой линь. Секунда, и меч полетел в сторону вместе с отрезанной кистью. Ухватив себя за культю, убийца взвыл благим матом. Можно было не сомневаться, что за свою недолгую жизнь этот человек успел повидать немало хлещущей из ран крови, но, пожалуй, эта была первая кровь, которая потрясла его до глубины души. Иначе и быть не могло, поскольку собственную кровь палач ценил совершенно иначе. Трое его товарищей, присевшие отдохнуть на корточках, немедленно вскочили с места, тревожно закрутили головами, силясь угадать появление неожиданного врага, но тот же лимб точно плеть пастуха великана хлестнул их по ногам, заставив крепко приложиться затылками к земле.
Между тем, сознание Вадима продолжало бурлить и фонтанировать. Этому в немалой степени способствовала и горка увиденных им человеческих голов. В сущности, Дымов успел спасти лишь последнего из обреченных. И легче легкого было представить среди казненных Потапа с Сергеем. Он
Размышляя таким образом, Вадим слез с верблюда, ведя его в поводу, двинулся к месту казни. Спасенный пленник все еще стоял на коленях, не в силах поднять головы. Он видел, что случилось с палачом, но еще, верно, не понимал причины происходящего.
– Вставай, – стараясь больше не глядеть в сторону отрубленных голов, Вадим помог человеку подняться на ноги, одним движением разрезал стягивающие его путы. Мимоходом подумал, что все больше перестает стесняться своих способностей. Впрочем, вряд перепуганный мужчина обратил внимание на то, что веревки его «перерезал» обычный палец, а вовсе не меч и не кинжал.
– Кто вы? – глаза спасенного впервые посмотрели ему в лицо. Вопрос был задан на английском, да и черты лица пленника выдавали явного европейца. Значит, и впрямь выходец с островов. Глядя на него, Вадим поневоле подумал о том, что как ни перемешивали войны и миграции население Евразии, время все
