еще как! Его ведь до сих пор держат на мушке. Во всяком случае, так ему сказали те подонки. Дескать, если проболтается, потеряет жену. Вот и судите его по своим милицейским законам.
– А с ногой его ты что сделал?
– Так, пустяки. Небольшая терапия. Сами видите, как он прихрамывал. И то удивительно, что с таким огнестрелом заявился на работу. А я его чуточку подлечил. Как ни крути, пулевое отверстие – улика. А зачем парню лишние неприятности?
– Выходит, ты его пожалел?
– Верно, пожалел.
– Ну, а как тогда быть с законностью, с похищенными деньгами, с заявлениями терпил?
– А никак. – Вадим усмехнулся. – Видишь ли, капитан, тут мы опять упираемся в вилку, и приходится выбирать. Либо мы губим парней, либо не губим. При этом истинных виновников мы в состоянии наказать при любом раскладе.
– Ты уверен, что при любом?
– Абсолютно. Все, что мог вам поведать инкассатор, теперь расскажу я. И даже значительно больше.
– Как это?
– Да так… Ум видит одно, глаза – другое, тело – третье. Я попытался разговорить его тело, и кое-что, кажется, узнал.
– Бред какой-то! – Шматов фыркнул.
– Бред там или не бред – это время покажет. А топить ребят все-таки не стоит. Играть в героя со стволом у виска, да еще когда тебе угрожают смертью близких, сможет далеко не каждый. Собственно говоря, это даже не предмет героизма. Тут иные материи работают.
– Какие еще, к черту, материи!
– Более тонкие. – Вадим улыбнулся. – Например, любовь к людям, которых ты спасаешь.
– По-твоему, это все оправдывает?
– По-моему, да.
– Ну, еханый бабай! Вляпались – так вляпались! – Шматов сердито засопел. – Воспользовались, называется, услугами экстрасенса!
Миронов задумчиво посмотрел на напарника.
– Ладно, Потап, не кипятись. Возможно, он и прав.
– Да какое, блин, прав! Это, Сережа, уже не бирюльки, а чистой воды укрывательство!
– Может, и так, только знаешь, я вдруг представил, что вот также и нас с тобой однажды в оборотку возьмут. И что делать? То есть, значит, пистолет к твоей башке, а мне – ультиматум. Либо, значит, баксы из служебной кассы, либо прощайся со своим корешем.
– И что?
– Да ничего. Возможно, отдал бы я эти чертовы баксы. Хоть и дурацкая у тебя башка, а ведь другой такой все равно нет. И друга такого у меня тоже никогда уже не будет.
– Придурок!
– Может, и придурок, а сказал все, как на духу. – Сергей отвернулся от Потапа, напряженно уставился на дорогу.
– Вы вместо того, чтобы цапаться, – добродушно вмешался водитель, – лучше пирогов пожевали бы. Я ведь сразу предлагал! Настюха у меня их здорово печет. Особенно капустные. Мистика там или не мистика, а вся злоба людская – от голодного желудка. Это я вам точно говорю. Бери, Серега! И вы хватайте, пока есть что хватать.
– Пожалуй, что и кстати. – Дымов взял пару пирожков у Николая, протянул насупленному Потапу.
– Пожуй, капитан. Действительно с капусткой и действительно вкусные.
Шматов что-то проворчал сквозь зубы, но пирог взял.
Глава 17
Наклонив голову, Изотов неловко прикрыл глаза очками. Зрение у него было вполне нормальным, однако от иных пациентов он действительно предпочитал прятаться. Тому имелись веские причины.
В жизнь земных женщин Саша Изотов входил, как в морские порты – чаще всего играючи, с шутливой пальбой из палубных орудий, но иногда через слезы и умение выслушивать, через собственное непоказное сочувствие. Как бы то ни было, он занимал свое, а не чужое место. Вадим был гением, но он решал проблемы радикально, прибегая к своим необычным способностям. Однако не все беды излечивались подобным образом, – масса людей нуждалось просто в участливом собеседнике, в общении с человеком, советы которого принимались бы легко, без насилия над собой. Именно эта роль удавалась Саше Изотову более всего. В несколько посещений он неожиданно становился составным элементом чьей-то судьбы, громоотводом, способным разряжать чужое несчастье. Выплакивая Изотову свои беды, женщины чувствовали непритворное облегчение и однажды, поднимая взор, вдруг видели перед собой симпатичного молодого человека, в глазах которого угадывалось доброе понимание. И нередко неизбежное случалось. Изотов просто не мог отказать слабому полу, поскольку отказ граничил с предательством, вновь сбрасывая человека в пропасть его прежних несчастий. И потому даже мысленно он не называл это романами, прибегая к излюбленным терминам психотерапии. Вероятно, об этой стороне негласной практики коллеги догадывалась и Раиса Дмитриевна. Иначе не посылала бы к нему одних только женщин. В конечном счете директора волновали результаты, а результаты (если можно вообще как-то оценивать работу психиатра!) у Александра были действительно знаменательные. И то сказать – на фоне усталых и раздраженных врачей из психиатрических и наркологических клиник он выглядел очень даже неплохо.
В сущности все объяснялось просто: женщины приходили к нему на прием, и он вникал в то, во что вникать порой совершенно не хотелось. Но так уж устроено природой: прилипнуть к смоле куда легче, чем отлипнуть, и, спустя какое-то время, Изотов начинал понимать, что он уже не чужой в жизни того или иного человека, а значит, и беды пациенток становились в какой-то мере его собственными. Потому и не получалось шутить и улыбаться в иные минуты. Именно в такие минуты он надевал очки с зеркальным напылением. Попросту не хотел, чтобы в глазах его посетительницы вдруг видели столь не свойственную ему ярость.
– …Я ведь уже рассказыввала, что работаю продавцом, – всхлипывая продолжала свое повествование Маргарита Павловна. – В магазин отправляюсь рано, домой возвращаюсь после девяти. Отдел у меня овощной, – так что весь день перебираю то лук, то морковь, то картошку. На руки потом глядеть страшно. Опять же на ногах все время. Еще удивляются потом, почему у женщин сплошь и рядом варикоз. Я, конечно, понимаю, в наши дни это не самое страшное. Вон какие страсти по телевизору показывают! Тут – воюют, там – взрывы с оползнями. А все одно – работка не сахарная. За день, бывает, до трехсот покупателей обслужишь. А знаете, сколько из этих трехсот говорят мне «спасибо»?
Изотов покачал головой.
– Могу только догадываться.
– Вот-вот! Едва ли десятая часть. Зато каждый третий норовит гадость сказать. Я ведь – кто для них? Дешевая торговка. Коли на развес торгую, стало быть, обязательно приворовываю. Да еще норовлю что почернее да погнилее всучить. Само собой, возвращают, требуют перевесить, могут и в лицо той же картофелиной запустить. Иной раз видишь какую-нибудь стервозную бабулю и наперед начинаешь скалиться, выбирать ей покрупнее да получше. Чтобы, значит, без ругани обошлось. Только все равно нарываешься…
– Вы хотели рассказать о Даше, Маргарита Павловна. – Мягко напомнил Изотов.
– Что Даша, – женщина снова всхлипнула, – разве я такую судьбу ей готовила? Забирала из детдома все равно как родную дочку. Да вы бы сами на нее взглянули – не подумали бы ничего такого. Хрупкая, тоненькая, глазки как васильки. А как начала мне рассказывать, что у них в детдоме творится, так мне мой магазин раем показался. До чего дошло – с восьми лет начинают пользовать мальцов! И девчушек и пацанчиков. Это же какими зверьми надо быть, чтобы заниматься таким изгальством! Даже порадовалась – хорошо, мол, что забрала от греха подальше. Думала, пристрою девочку за прилавком, – поработает пару месяцев, оживет, приоденется, осмелеет, да куда там! Эти твари и тут ее нашли. Дождались конца смены, подкараулили на улице и запихнули в машину. Только на утро и объявилась…
– Вы успокойтесь, Маргарита Павловна. – Изотов налил из сифона газированной воды, протянул
