— Прекрасно. А на обратном пути еще и искупались — просто замечательно.
— А Эттера тоже купалась?
— Да, в верхнем пруду.
— Я думала пойти.
— Мне хотелось, чтобы вы пошли.
— И сейчас думаю. — Она коротко рассмеялась. — Лучше я пойду.
— Почему, Наттана?
Она едва заметно передернула плечами и сквозь зубы ответила:
— Да так… Ходьба — это полезно!
Несколько мгновений мы молчали.
Наттана пристально глядела на меня. Казалось, воздух дрожит. Я почувствовал себя на грани чего-то очень больного, то ли очень сладостного, и мне захотелось найти защиту в словах.
— Позавчера, — сказала Наттана, — казалось, что два дня — это так много. Как быстро они пролетели!
— Да, это правда.
— И все же вы успели хотя бы немного узнать нас, а мы — вас.
— Я рад этому. Теперь я чувствую себя в Островитянии почти как дома.
— Почему?
— Потому что я встретил всех вас.
— Мы похожи на тех, кого вы знали дома?
— Да, Наттана, очень. Разницы почти нет.
— Может быть, вы увидите, что разница есть, когда больше узнаете островитян.
— А я похож на мужчин, которых вы знаете?
— Да, похожи. — Голос ее звучал глухо и дрожал.
— В чем?
— Вы вправду хотите, чтобы я сказала?
— Скажите, а то я начинаю бояться, что это что-то нехорошее.
— Ах нет!
— Так вы скажете?
— Просто дело в том, что вы ощущаете вещи скорее розовыми, чем красными.
Я в удивлении откинул голову. Наттана поглядела на меня встревоженно, широко раскрытыми глазами.
— И не только вы так, — поспешно сказала она. — Наверное, это все иностранцы. Они живут так, как будто…
— Почему вы так решили?
— Мне кажется.
— Вы чего-то не договариваете. Скажите, прошу вас.
— Простите, Ланг! Я сделала вам больно.
— Вовсе нет! Но вы заставили меня задуматься.
Снизу донесся призывный голос дудочки.
— У них все готово, — сказала Наттана, вставая.
— Постойте, назовите хотя бы одну причину! — воскликнул я, протягивая руку, чтобы удержать девушку, но в последний момент подавив это желание.
Наттана обернулась и взглянула мне в лицо.
— Да, я сделала вам больно, — произнесла она.
— Но назовите же хотя бы одну причину!
— Вчера вечером, когда вы танцевали вальс… Наши мужчины на вашем месте чувствовали бы себя совсем иначе.
Она отвернулась.
— Наттана! — воскликнул я. — У нас все к этому привыкли. Теперь я понял, что здесь так не принято. Дорн сказал…
Ее лицо вспыхнуло.
— Теперь я очень жалею, что уговорил вас танцевать со мной, — продолжал я.
— Мне было приятно, — сказала Наттана. — Но мне кажется, это странная привычка, когда мужчина и женщина обнимаются и ничего не чувствуют.
С этими словами она побежала вниз. Я бросился следом.
Мы ужинали, сидя кружком на траве под высокими деревьями. Полосы солнечного света падали почти отвесно; воздух посвежел, цвета стали ярче. Тонкая струйка дыма, извиваясь, поднялась над костром, от которого веяло сладковатым смолистым духом.
На ужин был салат, овощи, индейка, тонко нарезанный поджаренный хлеб с легким привкусом ореха, мясной рулет, легкое прозрачное красное вино, печенье с изюмом, виноград и ранние яблоки.
И снова все это, как никогда, напомнило мне Золотой век, хотя слова Наттаны не давали мне права считать себя частью этой картины. Словно угадав мои мысли, Эттера завела речь о том, как ей жаль, что мы уезжаем.
— Всегда так, — сказала она. — Не успели мы хорошенько узнать Ланга, и вот он нас покидает.
— Надеюсь, он еще вернется, — сказала Некка.
— И я надеюсь! — воскликнула Неттера, а Пат взглянул на меня с дружелюбной улыбкой. Наттана промолчала.
— Я с радостью приеду снова, если смогу, — сказал я.
— Конечно сможете! А почему нет? — рассудительно произнесла Эттера.
— Вполне возможно, тебе снова придется проезжать здесь, — предположил Дорн.
— Мы надеемся, что вы специально навестите нас, — ласково сказала Некка, — а не станете дожидаться, когда это будет по пути.
— Да, вы должны приехать! — сказала Неттера, склонив голову набок и внимательно на меня глядя. — Приехать и побыть подольше.
На душе у меня стало легче, хотя я и не верил, что вернусь.
Ужинали не торопясь. Беседа прерывалась долгими паузами. О политике говорили мало, да я и не следил за разговором, думая о том, почему же все-таки мои чувства скорее розовые, чем красные, что это значит… И так ли это?
Когда ужин закончился, все остались на своих местах, молча вслушиваясь в зачарованную тишину.
Наттана встала и подошла ко мне.
— Не хотите пройтись? — спросила она, отводя взгляд.
— Только помни, что нам нужно выехать до темноты, — сказала Эттера.
Мы стали спускаться по ложбине, между высоких деревьев, в лучах волшебного света. Сзади раздались звуки дудочки, похожие на нежный голос флейты, и Наттана глубоко вздохнула.
Я не знал, что сказать. Вечер шел на смену дню, и кругом становилось все красивее. Глубокие тени легли под деревьями, а вода в заводях ручья была настолько прозрачна, что скорее просто угадывалась, чистая, прохладная. Мы перешли ручей, ступая по плоским камням, и стали подниматься по склону.
Наттана нагнулась над синим цветком, похожим на горечавку, и коснулась его лепестков тонкими белыми пальцами.
— Милый цветок, правда? — спросила она, поднимая на меня глаза. В этот момент она была так красива, что казалась не живой девушкой, а прекрасной куколкой.
— Да, — ответил я, жалея, что у меня не хватает смелости сказать Наттане, что прекрасен не цветок, а она сама.
Мы пошли дальше.
— Наш дом — ваш дом, — сказала Наттана низким голосом. — Вы меня понимаете?
— Да, Наттана. Я приеду опять.
