— Мне хотелось сказать вам это наедине, чтобы никто не слышал.
— Спасибо, Наттана.
Мы медленно поднимались среди обступивших нас высоких деревьев.
— Я отведу вас в одно место, которое знаю только я, — сказала Наттана.
— Я очень хочу его увидеть.
— Жаль, что вы уезжаете завтра.
— Мне не хочется уезжать.
— Как мне называть вас? Дорн зовет вас Джоном, а не Лангом.
— Я бы хотел, чтобы вы тоже называли меня Джоном.
— А что это? Какое-то особое имя?
— Просто имя. Мое имя.
— Значит, у вас два имени?
— Да, Наттана. Первым именем тебя называют родственники и те, с кем ты хорошо знаком. А остальные люди называют вторым.
— Значит, у вас в стране я могла бы называть вас Джон?
— Полагаю, мы достаточно хорошо знакомы.
Внизу, в ложбине, уже начинало понемногу темнеть, тянуло свежестью, но мы по-прежнему шли не спеша. Наттана впереди, я — сзади. Трава здесь была высокая, и я почувствовал, что мои ботинки начинают промокать.
— Вы замочите ноги, — сказал я.
— Конечно, в такой траве, — откликнулась Наттана. — Но ничего, высохнут.
Шагая, она высоко поднимала колени, обтянутые юбкой, и очень прямо держала спину. Оглянувшись через плечо, она улыбнулась, и в янтарно-желтом свете лицо ее просияло.
Дойдя до нижнего конца луга, мы увидели скалистый выступ, ведущий вниз и исчезающий среди деревьев. Пройдя сквозь полосу солнечного света, Наттана вошла в тень, и казалось, что свет вошел вместе с нею.
Отвесная каменная стена преградила нам путь. Вверху, в десяти футах от земли, был выступ, о который опирался ствол поваленного дерева со сломанными, торчащими в разные стороны ветвями.
Наттана мгновенно начала карабкаться вверх по стволу, иногда даже вставая на четвереньки. Я последовал за ее мелькающей, развевающейся юбкой, и скоро мы оказались на выступе. Он представлял собой карниз шириной не больше пяти, а длиной — десяти футов. Кряжистая сосна росла на краю, впившись в камень мощными корнями, один из которых был наполовину скрыт мягким травяным ковром. Наттана села на корень, откинулась назад.
— Здесь хватит места на двоих, — сказала она.
Я присел рядом.
Тень от дерева падала на нас; одна из ветвей росла так низко, что скрывала вершины северных гор.
— Посмотрите, — сказала Наттана, — посмотрите, как качается ветка.
Я повиновался. Тонкие веточки, опушенные длинными иглами, медленно скользя, чертили в небе непонятный узор, и блистающие снежной белизной горы, казалось, то вздымаются, то опадают в такт этому движению. Ветка была близко; горы парили в неизмеримой дали.
Шло время. Мы сидели молча. Скоро мы пойдем обратно, и нужно будет поблагодарить Наттану, показавшую мне всю эту красоту. Вот ветка плавно качнулась, замерла и, словно ожив, качнулась вновь. Ветерок ласково коснулся моей щеки. Было так тихо, что я мог слышать дыхание Наттаны. Неужели оно всегда было таким прерывистым и неровным?
— Надеюсь, вы не пожалеете, что заехали в Хис?
Голос ее звучал глухо и очень близко, и я догадался, что она говорит, повернувшись ко мне.
— Я был очень счастлив.
— Я тоже. И все же мне жаль.
— Чего, Наттана?
— Что я сказала вам насчет ваших чувств.
— Не стоит переживать из-за этого.
— Это было жестоко.
— Не говорите так, Наттана. Может быть, вы и правы.
— Я не хочу быть жестокой к вам.
Голос ее звучал глухо и дрожал. Я повернулся к ней. Она глядела вверх, руки были сложены за головой, и пряди волос выбились вперед, пушились у висков, у щек.
Наши глаза встретились, и ее взгляд раскрылся навстречу моему.
— И еще я жалею, — сказала она, — что Неттера так обошлась с вами.
— Ничего страшного. Потом она постаралась исправиться.
Зрачки Наттаны расширились, как от боли.
— Она поступила жестоко. Ей следовало загладить свою вину.
Взгляд ее смягчился. Грудь вздымалась. Голова чуть запрокинулась.
— Мало ли что ей не нравится, не все же такие…
Я скорее догадался, чем понял, что она имеет в виду, и сердце мое бешено забилось.
— Я не то что Неттера, — продолжала Наттана, как в забытьи, — с вами я другая…
Веки ее медленно опустились. Лицо с мягкими полуоткрытыми губами и горящими щеками приблизилось…
Что-то нарушилось, сместилось…
— Хиса Наттана, — услышал я как бы со стороны свой голос. — Вина заглажена. Поверь мне!
Глаза девушки широко раскрылись.
— Я рада, что ты так думаешь, Джонланг. Я рада, что ты простил нас.
Она резко села.
— Но при чем же здесь ты? Мы говорили о Неттере.
— У нас тоже своя гордость. И я гордячка не меньше, чем ты.
Она откинула волосы назад. Взгляд ее избегал меня.
— Пора возвращаться.
Обратно мы шли молча, и я чувствовал себя почти жалким, но перед тем, как выйти на поляну, Наттана остановилась и быстро прошептала:
— Ты приедешь снова, правда? Я хочу, чтобы ты был моим другом.
— Конечно, Наттана, конечно, я еще приеду. А ты будешь моим другом?
— Если захочешь.
— Хочу. Мне было так одиноко здесь… И только сейчас, там, у дерева, я…
— Пожалуйста, не надо! — воскликнула она и быстро ушла вперед.
7
ОСТРОВ ДОРН
Утро следующего дня выдалось холодным и пасмурным. Тяжелые низкие облака застилали долину в востока. Мой друг разбудил меня, и, не до конца стряхнув холодный сон, с путаницей мыслей в голове, я поднялся и неловкими, холодными руками стал натягивать одежду.
Потом мы с Дорном позавтракали. Кроме нас, в сумрачной столовой была только прислуживавшая нам Некка. Как и мы, она была молчалива; сонное выражение еще не сошло с круглого, гладкого лица.
Солнце просвечивало сквозь верхушки облачных нагромождений, но долина лежала по-прежнему безжизненная и темная. Во дворе перед домом все было неподвижно и тихо. Наши буланые лошадки, казавшиеся особенно маленькими по сравнению с лошадьми Хисов, хорошо отдохнули за два дня и приветствовали нас тихим радостным ржанием.
