— Или предпочитаешь Аргайлла? Совсем недавно ты с ним так флиртовала!..
— Ошибаешься. Я всячески пыталась не делать этого.
— И, судя по всему, отнюдь не преуспела в своих попытках.
— Ты ревнуешь! — рассмеялась Роксана.
— Помни, он тебя не получит, — прошептал Робби.
Его яростное желание владеть ею усиливалось с каждой секундой. Он снова с силой вонзился в ее гостеприимное лоно, и Роксана ахнула, ощутив, как он наполнил ее.
— Скажи, что у тебя больше никого нет, — жарко прошептал он, когда его сильная, мощная плоть завладела ею.
— Никого и никогда, — поклялась Роксана.
Успокоенный, он чуть отстранился и, сжав ее ягодицы, снова вошел, еще глубже, до самого конца.
— Что чувствуешь, когда тебя любят по-настоящему?
— Это рай, — простонала Роксана, когда он стал двигаться. — Невыразимо сладостно…
— Со мной ты будешь себя чувствовать только так. Всю ночь, — заверил Робби, выходя из нее и снова входя. — Всю неделю. Только пожелай.
Она знала, что так и будет. Его тело было создано для того, чтобы ублажать женщину. Прекрасный, искусный, неутомимый любовник.
— Ты великолепен, — весело сказала Роксана, хотя ревность стала терзать ее с новой силой.
— Не делай этого!
— Чего именно?
— Не говори таким заученным тоном… как куртизанка, — проворчал Робби.
— И все же ты любишь хвастаться, как поднаторел в искусстве любви.
— Мужчины имеют на это право.
— И женщины тоже.
— Отныне ты не имеешь на это права! — резко заявил он. — Соглашайся, или я не дам тебе наслаждения.
— Да-да, — поспешно согласилась Роксана, и его лицо неожиданно озарилось улыбкой.
— Я мог бы заставить тебя согласиться на все, верно?
— Да.
— Не важно, что бы я ни сказал?
— Да, — рассмеялась Роксана.
— Чтобы получить это?
— Чтобы получить тебя!
— Ты не смеешь разговаривать с Аргайллом.
— Я и не хочу.
— И танцевать с ним.
— Будь благоразумным.
— Мне вовсе не обязательно быть благоразумным именно сейчас, не так ли?
Он снова стал двигаться, медленно, мощно, и этому упорному ритму было невозможно противиться.
— Пожалуй, ты прав, — промурлыкала Роксана, сжимая его узкие бедра, притягивая ближе, словно желая впитать его в свои тело и душу, сладковатый вкус его губ, хрупкую мимолетность его неукротимости, молодости и любви.
— Сейчас я изольюсь в тебя!
Ей бы следовало сказать «нет». Следовало бы позаботиться, чтобы он воспользовался «французским письмом» [2]. И все же она лишь вздохнула и прижала его к себе. Хоть бы он всегда оставался в ней.
И все же Робби ждал. Потому что был готов ради нее на все. Потому что вернулся в Шотландию только из-за нее. Потому что всячески потакал ее чувствам. Только когда Роксана стала извиваться в сладостных судорогах, он позволил себе исторгнуться в нее.
Они испытали вместе бесконечное, жаркое, всепоглощающее блаженство, а когда немного отдышались, Робби прошептал:
— Ты моя навсегда, моя красивая девочка… навеки…
Роксана улыбнулась ему. Сердце ее учащенно билось.
— Всегда, всегда, мой красивый, храбрый рыцарь.
Все сомнения и неуверенность покинули ее, потому что она лежала в его объятиях. А он твердо знал,
