Роксана отстегнула бриллиантовую сережку и небрежно бросила на туалетный столик.
— Впрочем, плевать мне на Эрскинов. Килмарнок был законченным ослом, и я более чем исполнила свой долг перед этой семьей, прожив с ним два года.
— Мои соболезнования.
— Мне стоило бы получать солдатское жалованье за то, что я так долго выживала в этой семейке. — Роксана бросила на стол вторую сережку и, повернувшись, впервые за весь вечер улыбнулась Робби. — Несколько часов назад я серьезно подумывала о том, чтобы столкнуть с лестницы Агнес, — заявила она. — Может, ты и не захочешь иметь дела с такой преступницей, как я?
— Ты не единственная ищешь способа свести Агнес Эрскин в могилу. Не зря говорят, что хорошие люди умирают молодыми!
— Несомненно, тот, кому принадлежит это изречение, имел в виду Агнес. Помоги мне расстегнуть ожерелье.
Она повернулась спиной к нему.
— С удовольствием. Тем более что я принес тебе подарок, который тоже прекрасно пойдет к твоему платью.
— О, не стоило, — улыбнулась Роксана, оглядываясь. — И вообще ты не должен был приходить сюда.
— Знаю. Поэтому-то я не вышел в коридор и не сбил с ног Аргайлла. Я старался быть осмотрительным: ради тебя, ради твоих детей, ради Карров, ради Господа нашего и страны… Ну почему все так усложнилось? — пробормотал Робби, стягивая перчатки.
Как были теплы его пальцы, расстегивавшие ожерелье! Нежные прикосновения будили неутолимое, невероятное желание, невзирая на опасность и угрозу разоблачения.
— Надень вместо этого мое.
Положив ожерелье на туалетный столик, Робби осторожно подтолкнул Роксану к кровати. Она взглянула на Робби, и его улыбка словно стерла все неприятности сегодняшнего вечера.
— Мне это понравится?
Одна бровь кокетливо приподнялась, в голосе зазвучали хрипловато-чувственные нотки.
— Определенно.
Даже Джонни, известный своей щедростью, удивился роскоши и цене этого ожерелья. Роксана громко ахнула, чем вызвала довольную ухмылку на лице Робби.
— Все лучшие бриллианты стекаются в Роттердам…
— Должно быть, это все бриллианты, которые оказались на тот момент в Роттердаме? — благоговейно выдохнула она.
Широкий чокер — ожерелье-ошейник — был усыпан бриллиантами, постепенно увеличивавшимися в размере. В центре красовался гигантский квадратный изумруд. Здесь было не менее двух тысяч бриллиантов! И все — чистейшей воды.
— Изумруд отстегивается. И его можно носить как брошь. Центральная часть может стать диадемой. Весьма функциональная вещица.
— Если я его надену, все поймут, что ты вернулся в город.
— В таком случае носи его только для меня, пока наше дело не решится в суде.
— Но это слишком дорогой подарок. Я буду чувствовать себя обязанной…
— В таком случае считай его подарком от Куинсберри. Мы удерживаем его вклады в наших голландских банках. Примерь ожерелье.
Роксана все еще колебалась. Такой дорогой подарок — не безделушка, которую можно без всяких угрызений совести принять от любовника.
— Я не уверена…
— Может, отдать его миссис Барретт? — поддел Робби.
— Ну уж нет, — усмехнулась Роксана. — Муж убьет ее за это, а скорее всего она разведется с ним, чтобы выйти за тебя.
— Пугающая перспектива, — игриво заметил Робби.
— Значит, она не пленила твое сердце?
Он покачал головой:
— Мое сердце уже завоевано скандально прекрасной вдовой.
— Как ты говоришь, она была временной заменой.
— Способом провести время, пока я не завоюю твоей симпатии.
— И теперь, когда это случилось, риск с каждой секундой все увеличивается, — мрачно ответила Роксана.
— Я запру дверь.
— Не шути с этим, — прошептала она. — Ты не думаешь о моих детях.
— Я не собираюсь подвергать их опасности и уйду до рассвета. Все, чего я хочу, — держать тебя в
