— Пусть остается, если захочет, — отступил Алекс.
— Он может поплавать с нами, — добавил Эндрю. — Просто он плачет по ночам, когда уезжает из дома, вот и все.
— Я не буду плакать, — пообещал Ангус, гордый своим статусом взрослого и наслаждаясь теплом материнских рук.
— Почему бы нам всем там не переночевать? — предложила Амелия. — Когда компания большая, под открытым небом не так страшно.
— Я не хочу ночевать в хижине, — запротестовала Джинни. — И Джулия тоже не захочет!
— Тебе и твоей кузине это необязательно, дорогая, — утешила Амелия, зная, что девочки предпочитают болтать по ночам, лежа в постели.
Роксана улыбнулась дочери, которая в тринадцать лет не могла выбрать между верховой ездой, рыбалкой и другими способами времяпрепровождения, более подобавшими юной леди.
— Слушайтесь тетю Мели и дядю Дэвида, — велела она в последний раз, — и когда через две недели я приеду в Лонгмайр, вы расскажете, как жили без меня.
— Только не задерживайся надолго, — с мольбой прошептал Ангус, прижимаясь к матери.
— Приеду, как только смогу, дорогой, — пообещала она, целуя его пухлую щечку. — А теперь поцелуйте меня, родные. В последний раз, а то я не скоро вас увижу.
Когда дети побежали к экипажам, Роксана повернулась к Амелии:
— Не уверена, что они дождутся тебя, и поэтому не стану задерживать. Не провожай, я найду дорогу.
— Миссис Уэйд сумеет удержать их на несколько минут, — ответила Амелия, голос которой прозвучал странно напряженно. — Перед уходом я хочу, чтобы ты взглянула на новую креденцу [3], которую я купила.
Коснувшись руки Роксаны, она прижала палец к губам.
— Она в кабинете Дэвида.
Роксана озадаченно посмотрела на невестку, но Амелия повела ее к арочному входу в комнату.
— Мне нужен твой совет относительно того, как лучше ее использовать, — продолжала она. — Помнишь тот расписной флорентийский комод в Ангулеме, которым мы так восхищались?
Она энергично закивала, так что черные локоны весело заплясали.
Поняв, что от нее требуется утвердительный ответ, Роксана тоже кивнула:
— Разумеется, помню.
В душе она сгорала от любопытства.
— Пока что я складываю туда книги Дэвида. Но подумываю переставить ее в свою спальню и хранить там белье. Или отвести ее под серебро или дельфтский фарфор. Не уверена… что с ней делать, поэтому помоги мне решить. По крайней мере выскажешь свое мнение.
Амелия молола явную чушь, и голос казался слишком громким в тишине коридора. Открыв дверь, она пригласила гостью войти и тут же так поспешно повернула ключ в замочной скважине, словно за ней гнались все духи ада.
— Что здесь происходит? — нахмурилась Роксана.
У Куинсберри длинные руки. Кто знает, какую ловушку ей могут устроить…
— Тебя желает видеть один человек. — Амелия кивком показала на темную нишу между двумя рядами книжных полок. — И говорите потише, — обратилась она к человеку, который там стоял. — Слуги могут услышать.
Не дожидаясь ответа, она подошла к двери соседней комнаты. Когда Амелия снова обернулась к Роксане, губы ее были плотно сжаты в жесткую линию.
— Я подожду тебя в гостиной, — сказала она, вышла и закрыла за собой дверь на ключ.
Едва Роксана уловила слабый запах лимона, как сразу поняла, что за человек прячется в нише. Конечно же, это Робби! Разрываясь между страхом за него и радостью встречи, она бросилась к нише, охваченная непреодолимым волнением.
— Какого черта ты вытворяешь?
Когда Робби выступил из тени, она даже отшатнулась: глаза его яростно блестели, рот был сжат в тонкую линию, рука лежала на рукояти шпаги, словно они были врагами.
— Воображаешь, будто я поблагодарю тебя за доброту и буду спокойно жить дальше? — процедил он. — Или надеешься, что я буду терпеливо ждать, пока Аргайлл выбросит тебя, как ненужную вещь?
Роксана предвидела, что Робби расстроится, прочитав ее записку — в конце концов, она не хуже его понимала, что такое ревность, — но никак не ожидала такой реакции.
— Я думала, что нашла вполне разумное решение твоих проблем. Аргайлл заверил меня, что все обвинения в государственной измене будут сняты.
— Да неужели? — язвительно бросил Робби. — Ну не добрейший ли человек!
В его глазах стыл лед, взгляд был безжалостным.
— И он делает это ради меня? — вкрадчиво добавил Робби, каждое слово которого было пропитано ненавистью.