— Вот вам и господин Память! — язвительно произнес Бедн.
— Мой мальчик, он не умеет читать. Твои требования несправедливы, — заметил философ.
— Хорошо, я имею в виду четвертое изображение в третьем свитке, — пояснил Бедн.
— Четырехногое существо, смотрит влево, — сказал Брута. — Большая голова, похожая на кошачью, широкие плечи, туловище сужается к задней части. Рисунок на теле из темных и светлых квадратов. Уши маленькие, прижаты к голове. Шесть усиков. Хвост похож на обрубок. Только задние лапы с когтями, по три когтя на лапу. Передние лапы такой же длины, как голова, и прижаты к туловищу. Полоса густого меха…
— Это было пятьдесят свитков назад! — воскликнул Бедн. — Он смотрел на свиток не более двух секунд!
Они посмотрели на Бруту, тот снова прищурился.
— Ты все-все помнишь? — спросил Бедн.
— Да.
— Но у тебя в голове половина библиотеки!
— Я чувствую себя… немного…
Библиотека Эфеба превратилась в печь. Там, где на полки с крыши капала расплавленная медь, пламя отливало синим.
Все библиотеки соединены между собой ходами, похожими на проделанные книжными червями. Эти переходы создаются сильными пространственно-временными искажениями, которые возникают вокруг любого крупного хранилища книг.
Лишь немногие библиотекари знают этот секрет, и существуют неукоснительно соблюдаемые правила, касающиеся
Но если библиотека уже горит и впоследствии в исторических книгах о ней отзываются как о сгоревшей дотла…
Раздался негромкий хлопок, совершено неслышимый из-за треска пламени, и на нетронутом огнем участке библиотечного пола возникла некая фигура.
Она была похожа на обезьянью, но двигалась совершенно осмысленно. Большие обезьяньи лапы сбили пламя и принялись запихивать в мешок еще не сгоревшие свитки. Когда мешок был полностью заполнен, фигура на костяшках пальцев скользнула в пламя и с легким хлопком исчезла.
Впрочем, к нашему рассказу это не имеет никакого отношения.
Так же как и тот факт, что свитки, считавшиеся безвозвратно утерянными во время Великого Пожара Эфебской библиотеки, появились позднее в удивительно хорошем состоянии в библиотеке Незримого Университета, что в Анк-Морпорке.
Хотя приятно, что книжки все-таки не сгорели.
Брута проснулся с запахом моря в ноздрях.
По крайней мере, люди называют это запахом моря, хотя на самом деле так воняют тухлая рыба и гнилые водоросли.
Он лежал в какой-то хижине. Свет, проникавший через одно незастекленное окно, был красным и мерцающим. Одна стена отсутствовала, и хижина стояла прямо над водой. Красноватый свет озарял группу столпившихся вокруг чего-то людей.
Брута осторожно проверил содержимое памяти. Вроде бы все было на месте, свитки библиотеки аккуратно хранились в голове. Слова по-прежнему оставались бессмысленными, но картинки были интересными. По крайней мере, более интересными, чем все остальное, хранившееся в памяти.
Он осторожно сел.
— Наконец-то ты проснулся, — в его голове раздался голос Ома. — Чувствуешь себя несколько заполненным, да? Нет ощущения, что превратился в книжную полку? Словно повсюду в голове развешаны таблички с надписью «ТИШЕ!»… Чего ради ты надрывался?
— Я… Не знаю. Мне казалось, что это нужно сделать. Ты где?
— Твой друг легионер засунул меня в ранец. Кстати, спасибо, что так заботишься обо мне.
Брута с трудом поднялся на ноги. На мгновение мир закрутился вокруг, добавив третью астрономическую теорию к тем двум, что так занимали умы местных мыслителей.
Он выглянул в окно. Источником красного света оказался огонь, бушующий над Эфебом, а самое яркое пламя пылало над библиотекой.
— Партизанская война, — пояснил Ом. — Сражаются даже рабы. Не могу понять почему. Другой бы решил, что они подпрыгнут от радости, получив возможность отомстить злым хозяевам, так нет ведь…
— Полагаю, у рабов Эфеба был шанс стать свободными, — предположил Брута.
В другом углу хижины раздалось шипение, за которым последовал какой-то металлический шум. Потом Брута услышал радостный голос Бедна:
— Я же говорил. Обычный засор в трубках. Давайте-ка добавим топлива.
Брута заковылял к группке людей.
Они толпились вокруг некоего суденышка. По форме оно напоминало обычную лодку, с острым носом и тупой кормой. Только мачты не было. Зато был большой шар цвета меди, водруженный на деревянную конструкцию ближе к корме. Под шаром была установлена железная корзинка, в которой кто-то развел огонь.
Шар неторопливо вращался на раме, окутанный облаком пара.
— Я уже видел это, — сказал Брута. — В «Де Келониан Мобиле». Там был чертеж.
— А, наша ходячая библиотека, — произнес Дидактилос. — Да. Ты прав. Наглядная иллюстрация принципа реактивности. Только я никогда не просил Бедна изготовить настолько большую модель. Вот что получается, когда думаешь не головой, а руками.
— На прошлой неделе ночью я обошел на ней маяк, — похвастался Бедн. — Никаких проблем.
— Анк-Морпорк находится значительно дальше, — задумчиво промолвил Симони.
— Да, расстояние до него превышает расстояние между Эфебом и Омнией в пять раз, — мрачно констатировал Брута. — В одном свитке содержались карты, — добавил он.
Пар обжигающими клубами поднимался от вращавшегося шара. Сейчас, подойдя ближе, Брута рассмотрел с полдюжины коротких весел, соединенных звездой за шаром и нависавших над кормой лодки. Деревянные шестерни и бесконечные ремни заполняли пространство между шаром и колесом. Шар вращался, весла рубили воздух.
— Как это работает? — спросил он.
— Очень просто, — начал объяснять Бедн, — огонь нагре…
— У нас нет времени, — прервал его Симони.
— …Нагревает воду, и она начинает сердиться, — продолжал ученик философа. — Поэтому она вырывается из шара через эти четыре сопла, чтобы убежать от огня. Струи пара вращают шар, а шестерни и винтовой механизм Легибия передают вращение на гребное колесо, которое тоже вращается и перемещает лодку по воде.
— Очень философский принцип, — заметил Дидактилос.
Брута почувствовал себя обязанным встать на защиту омнианского прогресса.
— Великие двери Цитадели весят много тонн, а открываются одной силой веры, — сказал он. — И распахиваются, стоит к ним только прикоснуться.
— Интересно было бы взглянуть на такое, — хмыкнул Бедн.
Брута ощутил приступ греховной гордости от того, что в Омнии еще осталось чем гордиться.
— Наверное, очень хорошая сбалансированность и гидравлика.
— О.
Симони задумчиво ткнул в механизм мечом.
— Другого варианта точно нет? — спросил он.
Бедн замахал руками.
— Ты имеешь в виду, а не создать ли нам могучий корабль, который бороздил бы темное, как вино, море
