- Не нужно. Подожди, мой прекрасный.
Он неохотно встал, подал ей руку, и они медленно пошли из своей квартиры, с трудом сдерживаясь, чтобы не остановиться, не остаться здесь, не дать волю своим чувствам. Потом не раз Ганна спрашивала себя: почему она поступила так? почему не осталась, не уступила его просьбе? И отвечала: 'Потому что мы по-настоящему любили друг друга'.
* * *
В жизни каждого человека есть свои красные дни.
Чаще всего они мало кому известны, для других людей мало что значат, но оттого не становятся менее ценными и дорогими для тех, кто их отмечает. Они разные по своей значимости, эти дни. У одного-это день рождения.
У другого-день великого открытия. Праздник одного может быть торжеством многих людей и праздник многих может не быть радостью одного человека.
У каждого свое счастье. И потому, что оно свое, только свое, как будто маленькое,-значение и важность его неменее огромны для человека.
Ганна была счастлива. Она дождалась своего праздника, своего красного дня-дня свадьбы.
Как будто совсем не спала она, ожидая этого праздника. Открыла -глаза и увидела чистое, голубое, освещенное солнцем небо. Ганна улыбнулась небу, вскочила и босая подбежала к окну.
Город еще спал. Солнце еще не вышло из-за домов, только окрасило крыши, трубы, вершины деревьев в золотистый цвет. Город лежал тихий, безлюдный, светлый и чистый, точно умытый. Редкие пешеходы, дворники, подметающие панели, машины, поливающие улицы, не нарушали этой тишины. Шорохи шагов, шуршание метел, шипение воды отчетливо были слышны и как бы подчеркивали, даже усиливали эту раннюю, чуткую тишину.
Ганна именно таким и представляла свой праздниктихим, чистым и светлым.
'Здравствуй, мой праздничный город^,-мысленно сказала она. И тут же подумала: 'Каким-то ты будешь завтра, через год, через много лет? Какой-то будет новая, неизведанная еще жизнь?' Чувство тревоги появилось в ней. Ганна тотчас прогнала это чувство, повторила шепотом:
- Здравствуй, мой праздничный город.
И город, словно услышав ее, ответил: засиял, засверкал, залучился, весь будто вспыхнул. Показалось яркое
солнце. Она зажмурилась от его лучей.
- Чего ты? - спросила Галка, подходя к подруге.
- Прекрасно... Смотри, как прекрасно.
- Ты сейчас красивая,-сказала Галка, оглядывая ее. - Вся такая сияющая, а волосы так просто огнем горят.
- Нет, ты туда посмотри.
Галка обняла ее за плечи, давая понять, что разделяет ее восторг.
- Ты счастливая? - спросила Галка после паузы.
- Очень.
- Как я тебе завидую... Нет, по-хорошему. Пусть все у тебя будет хорошо.
- Спасибо, Галочка. Я тебя никогда не забуду. Мы навек подруги, верно?
- Ага.
Они посмотрели друг на друга и заплакали, каждая чувствуя в душе, что их дружба на этом кончается, что этот счастливый день - начало их отдаления.
- Ну, не надо. Хватит,-сказала Ганна.-Ты босая.
Опять температура подскочит.
- Нет, у меня уже совсем не болит горло.
- Давай одеваться. Дел еще уйма.
Вспомнив о делах, о предстоящем дне, Ганна вновь обрела спокойствие. Легкая грусть тотчас прошла. Расставание с подругами, изменение привычной жизни - все это отошло на второй план. На первом плане-ее праздник, новая, неизвестная еще жизнь, которая, она знала, будет прекрасной.
Проснулись Нелька и Нюся. Тихо подошли к Ганне.
- Ты платье надень,-попросила Галка.
- Еще рано.
- Надень, надень,-поддержали девушки.
Платье было белое, новое, специально сшитое к этому празднику.
Ганна оделась и прошлась по комнате, слегка отставляя руки в сторону, словно боясь запачкать чистую ткань.
- Надень туфли, - попросили девушки. - Повернись. Подними руки.
Ганна слушалась и выполняла просьбы подружек. По - их взглядам, по их лицам она видела, что девочкам нравится и ее платье, и вся она в этом платье. Ей хотелось, чтобы ее состояние передалось девочкам, чтобы и им было радостно в ее праздник.
Потом ее стали причесывать и так и этак, то со шпильками, то без шпилек, то веночком, то заплетая косу, провозились так, что.. когда постучал Леша, она была еще не готова.
- Так ведь к одиннадцати нужно, ко времени, - кричал Леша из-за двери. - Очередь пропустим.
Ганна в ответ смеялась, а девчонки визжали:
- Нельзя! Нельзя!
Когда наконец она оделась и вышла в окружении подруг, двери всех комнат открылись. На нее смотрели любопытные глаза. Со всех сторон слышалось:
- Счастливо. Всего-всего!
Она. шла, не чуя под собой ног. Голова кружилась.
'Вот он, мой праздник. Вот он!'-повторяла она про себя и плохо видела, плохо понимала, что происходит, чувствуя лишь одно: рядом Леша, рядом ее подруги, и над всеми яркое праздничное солнце.
* * *
Прямо из Дворца бракосочетаний они отправились в свою квартиру. Праздник начался раньше намеченного времени, тотчас после приезда в дом.
- Надо бы отметить,-сказал закадычный друг Леши Сеня Огарков и, не услышав возражении, поспешил на кухню.
Он вернулся с бутылкой шампанского. Полина Матвеевна принесла стаканы.
- Уж надо-то, надо,-подтвердила она.
Ганна и Леша стояли посреди комнаты, держась за руки, готовые ко всему. Они не знаяи, что теперь нужно делать, как вести себя, и целиком доверились своим друзьям.
Их заставили выпить, поцеловаться, сесть на диван.
И они все это выполнили безропотно.
Их попросили принять торжественную позу и не шевелиться. Их фотографировали вдвоем и поодиночке, и вместе с девчатами. И они не возражали.
Ганна чувствовала себя и робко, и отрешенно. Состояние было такое, словно она - это не она, будто бы не властна была над собой, а в то же время понимала, как следует поступать, как не следует, и не стала садиться к Леше на колени, сколько ее ни просили. Она почему-то стеснялась взглянуть на Лешу, видела только белый цветок, который кто-то вложил ему в нагрудный кармашек.
(К ее волосам был приколот точно такой же цветок, но она не видела этого.) Казалось бы, они были в своей квартире, кругом подруги, и Сеня, и Полина Матвеевна, все такие свои, давно знакомые, близкие люди, а вот както странно, непривычно. Ведь теперь они муж и жена.
И об этом все знают. Это так прекрасно. И так боязно чего-то.
Уже появились гости: Пепелов и Степан Степанович.
- Поздравляю, - сказал Степан Степанович, протягивая Ганне коробку. Это столовый сервиз, в хозяйстве пригодится.
- Что вы! Это ж дорого!
- А у него пенсия большая,-сказал толстогубый Клепко, входя в комнату и кланяясь всем сразу.
