присутствии глав, врача больницы В.Я.Брайцева заявил: «Что я вам сделал плохого? На каком основании вы пишете на меня документы? Я коммунист, и мне доверяют партия и правительство и министр здравоохранения, а поэтому
Даже невооруженным глазом видно, что, обращаясь к секретарю ЦК А.А. Кузнецову, Лидия Тимашук не пыталась разоблачить врачей-вредителей. Она, можно сказать, «по-бабьи» защищала себя! Но, поскольку ее первое предупреждающее обращение к Власику обернулось для нее служебным «бумерангом», Тимашук начинает бороться за восстановление своих попранных прав. Теперь уже против профессора Егорова.
«6/ТХ-48 г., — продолжает Тимашук, — начальник ЛечСанупра Кремля созвал совещание в составе академ. Виноградова В.Н., проф. Василенко В.Х., д-ра Майорова Г.И., патологоанатома Федорова и меня. На этом совещании Егоров заявил присутствующим, что собрал всех для того, чтобы сделать окончательные выводы о причине смерти А.А. Жданова и научить, как надо вести себя в подобных случаях.
На этом совещании Егоров еще раз упомянул о моей «жалобе» на всех здесь присутствующих и открыл дискуссию по поводу расхождения диагнозов,
Конфликт разрастался. Используя властные полномочия, профессор Егоров собрал врачей, причастных к постановке неправильного диагноза умершему Жданову. Организовав круговую поруку специалистов и сориентировав их на корпоративный заговор, он поставил на место «белую ворону». Однако профессор не учел бойцовских качеств женщины-кардиолога. Она перешла в нападение, и на ее стороне была неопровержимая истина.
«В результате вышеизложенного, — продолжает Тимашук, — 7/IX-48 г. меня вызвали в отдел кадров ЛечСанупра Кремля и предупредили о том, что приказом начальника ЛечСанупра с 8/Х с/г я перевожусь на работу в филиал поликлиники.
Выводы:
1) Диагноз болезни А.А. Жданова при жизни был поставлен неправильно, т.к. еще на ЭКГ от 28/VIII-48 г. были указания на инфаркт миокарда.
2) Этот диагноз подтвердился данными патологоана-томического вскрытия (д-р Федоров).
3) Весьма странно, что начальник ЛечСанупра Кремля пр. Егоров настаивал на том, чтобы я в своем заключении не записала ясный для меня диагноз «инфаркт миокарда».
4) Лечение и режим больному А.А. Жданову проводились неправильно, т. к. заболевание инфаркта миокарда требует строгого постельного режима в течение нескольких месяцев (фактически больному разрешалось вставать с постели и проч. физические нагрузки).
5) Грубо, неправильно, без всякого основания профессор Егоров 8/IX убрал меня из Кремлевской больницы в филиал поликлиники якобы для усиления там работы.
7/IX-48 г. Зав. кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы врач Л. Тимашук».
Это был вопль обиженной души, но член ЦК Кузнецов на жалобу Лидии Тимашук никак не прореагировал и автору заявления бюрократически не ответил.
Поэтому спустя восемь лет, в 1956 году, в другом обращении, теперь уже к министру здравоохранения СССР, Тимашук поясняет: «Я не получила ответа на письмо, и 7 января 1949 г. вторично послала в ЦК ВКП (б) А.А. Кузнецову письмо с просьбой принять меня по делу покойного Жданова, но и на это письмо ответа не получила, с тех пор я больше никуда не обращалась по этому вопросу.
Обследование тела Жданова 31 августа 1948 года провел патологоанатом Федоров. Странно, что эта процедура была осуществлена там же, в санатории на Валдае, а не в специализированной операционной.
По установленным правилам при освидетельствовании причин смерти члена Политбюро на экспертизе обязан был присутствовать секретарь ЦК А.А. Кузнецов. Специалисты должны были объяснить ему результаты экспертизы. Однако на вскрытии присутствовали Вознесенский и Попков. Через два года они станут фигурантами по «ленинградскому делу».
Обращая внимание на приведенные выше обстоятельства, Г.В. Костырченко пишет: «Эти честные партийцы» обеспечили все, чтобы «сделанное Федоровым описание обнаруженных на сердце Жданова свежих и застарелых рубцов, свидетельствовавших о нескольких перенесенных им инфарктах,
Инфарктов «не заметили» и участники организованного 31 августа в Москве консилиума. В нем участвовали профессора В.Н. Виноградов, В.Ф. Зеленин, A.M. Марков, В.Е. Незлин, Я.Г. Этингер и П.И. Егоров.
Ознакомившись с клинической и паталогоанатомической документацией; с анатомическим препаратом сердца покойного, доставленным с Валдая на самолете, они оставались верными принципам корпоративной солидарности. Подтвердили правильность официального диагноза.
Таким образом, врачами лженамеренно утверждалось, что Жданов умер не от инфаркта, а от «паралича болезненно измененного сердца при явлении острого отека легких». Но дело даже не в самом неверном диагнозе. По существу, именно врачи убили больного. Ибо причиной кризиса и последовавшей смерти стал не щадящий больного режим.
Однако давно известно, что все тайное со временем становится явным. И обстоятельствами смерти члена ЦК заинтересовались компетентные органы. Впрочем, сначала в поле их зрения попала другая смерть.
Врача-кардиолога еврейку Софью Ефимовну Карпай арестовали еще в июле 1951 года. Это она в конце войны устанавливала диагноз во время болезни Первого секретаря Московского горкома и обкома партии Щербакова. Он жаловался на боли в сердце. Его поместили в больницу, но 9 мая 1945 года ему неожиданно отменили постельный режим. Обрадованный Щербаков поехал смотреть салют, а на следующий день неожиданно умер.
И хотя следователь Рюмин не добился прорыва в следствии, 20 сентября 1951 года он был назначен одним из заместителей министра Государственной безопасности Игнатьева. Это не было поощрением со стороны Сталина. Напомним, что в это время он находился в продолжительном отпуске; у следователя были другие покровители.
Расследование причин смерти Щербакова в МГБ продолжалось. Для консультаций по поводу его лечения 24 июля и 11 августа к следователю вызвали еще одного кардиолога — Лидию Тимашук. Однако следствие затянулось. И лишь в середине 1952 года документы, связанные с лечением и обстоятельствами смерти Щербакова, рассмотрела экспертная следственная комиссия. Одновременно она изучила материалы лечения Жданова, тоже умершего скоропостижно.
Комиссия, работавшая под председательством главного терапевта Минздрава СССР профессора П.Е. Лукомского, пришла к выводу, что при лечении Жданова был установлен неверный диагноз, ставший несомненной причиной ускорения смерти члена ЦК.
Трудно с полной определенностью сказать, был ли сразу информирован о выводах комиссии Сталин. Скорее всего, нет. В это время в поле внимания Вождя находились более важные вопросы, связанные с подготовкой, а затем проведением XIX съезда партии.
И лишь через девятнадцать дней после его окончания, 3 октября, Сталин вызвал к себе заместителей Игнатьева Гоглидзе, Рясного и Рюмина. Кроме приглашенных, в кабинете присутствовал секретарь по идеологии Маленков. Совещание продолжалось два часа.
И, по-видимому, только на нем Сталину доложили о выводах, сделанных комиссией Лукомского в отношении вскрывшихся новых обстоятельств смерти Жданова. Поскольку на следующий день, 4 ноября, были арестованы профессора Виноградов. Василенко, Вовси и Б.Б. Коган.
Мог ли Сталин отреагировать на доложенную ему информацию иначе? Конечно, нет. Более того, в соответствии с правовыми нормами другого развития событий не могло быть. Налицо было должностное преступление, и причастные к нему люди должны были понести наказание.
Но, казалось бы, такой поворот гарантировал дальнейшее продолжение карьеры ставленника Хрущева Рюмина. Однако Сталин сделал и другие выводы; 12 ноября он подписал распоряжение об
