ГЛАВА 6. ГАРИК
В столовой только и разговоров было, что об аресте учительницы географии. Проходя мимо стола, за которым вместе со Стервеллой сидели члены московской комиссии, Гарик слышал, как директриса вещала:
— Я всегда знала, что от этой девчонки нужно ждать неприятностей! Загубский на старости лет совсем из ума выжил, раз взял ее на работу…
От этих слов сомнения Гарика в правильности своего поступка только усилились. Если Стервелла радуется, значит, произошла махровая несправедливость — у нее так мозг устроен. Но кто бы мог подумать, что Тарас Анатолиевич столь быстро отреагирует на его звонок! С одной стороны, это было приятно, с другой — пугало. Получалось, что это Гарик в ответе за действия милиции. «Может, сначала нужно было все проверить, — думал мальчик, — а потом уже в тюрьму человека сажать?».
От неприятных мыслей его отвлекла еще более неприятная картина — за их столом сидела новенькая, и как ни в чем не бывало, болтала с Вадиком.
— Гарь, иди к нам! — позвал, заметивший его растерянность, брат, — Представляешь, Нарка разлила Стасин компот. Там сидеть невозможно, вот я и позвал ее за наш стол.
— Заметил, — буркнул Гарик и хмуро принялся за котлету с макаронами.
— Ты слышал, что Алису арестовали? — возбужденно спросил Кролик, — Неужели это она кокнула мужика из Москвы? Зачем ей?
— Затем! Он ее отчим! — важно сообщил Гарик. Несмотря на все сомнения, ему не терпелось сообщить ребятам о своей роли в этом деле. Вон как новенькая на него уставилась. Удивилась.
— А ты откуда знаешь? — спросила она.
— Оттуда. Провел самостоятельное расследование. И в милицию позвонил — Тарасу Анатолиевичу Леонову. Лучшему сыщику Москвы. Слышала про такого?
— Ты? Позвонил? И что сказал? — Глаза новенькой стали еще больше, хотя больше уже просто было некуда.
— Сказал, что Забияко ее отчим, и, что Алиса в интернате ночевала, хотя до дому ей пять минут идти. — Мальчику ужасно льстило повышенное внимание Стаси. Поэтому он закончил эффектной, с его точки зрения, фразой — В общем, можно считать дело раскрытым, — и засунул в рот остатки котлеты.
— Значит, это из-за тебя забрали Алису Сергеевну! Ты… ты… просто дурак! — выпалила новенькая.
— От урры и слышу!
— Она никого не убивала!
— Размечталась! Ты что, больше всех знаешь?
— Да уж точно больше тебя!
— Ага, я видел, как ты неслась за Леоновым! «Дядя Тарас, это же я!» Что, обломалась?
На мгновение девочка замерла, словно от подлого удара вражеской стрелы, а потом одним движением схватила со стола тарелку с макаронами и перевернула ее на голову Гарика. Масляные макаронины поползли по лицу мальчика, цепляясь за уши и оседая на плечах. Вокруг немедленно собралась толпа хохочущих ребят. «Эй, Соболев, сними лапшу с ушей!» — орали со всех сторон. Гарик побагровел от злости. Он ухватил другую тарелку и тоже водрузил ее на голову девочки. Обе косички немедленно покрылись слоем блестящих от масла макарон. Но насладиться триумфом Гарик не успел. Он почувствовал, как неведомая сила потянула его за ухо. Голоса ребят немедленно смолкли.
— Что это вы тут устроили, хулиганы малолетние! — услышал Гарик шипение директрисы, которая подоспела к месту макаронной схватки, — Так опозорить меня перед московской комиссией! Выродки! В подвал, на всю ночь! — плевалась она слюной и подрагивала многочисленными подбородками.
Стервелла выволокла детей из столовой и передала их в руки тети Али.
— Дай им по ведру с тряпками — пусть моют пол. До утра не выпускай. Приду — проверю! — приказала она завхозу и удалилась, прихватив Пупсика, который украдкой дожевывал захваченную в плен макаронину.
В интернатский подвал вела круто уходившая вниз узкая лестница. Гарик чувствовал дыхание затхлости, доносившееся из недр дома Вершицких.
— Ох, проказники! И угораздило же вас разозлить Стэллу Родионовну! — причитала тетя Аля, — На всю ночь в подвал отправила! И ведь проверит, ей богу, проверит! Так что, извините, касатики, но придется вас и в правду закрыть.
Дверь за ребятами захлопнулась, и они очутились в тускло освещенном пространстве интернатского подвала. У самой двери торчал водопроводный кран. Из него-то и предстояло набирать воду для мытья каменного пола. Гарику уже приходилось отбывать здесь наказание. Только длилось оно всего полчаса и днем. Было совсем не страшно. Тем более, что рядом пыхтел над своей тряпкой Фима Лютиков, а с ним бояться каких-то подвальных сущностей просто смешно. Они его сами боятся.
Постояв не много, Гарик наполнил ведро холодной водой — другой из крана не текло — и принялся за свой кусок подвала. Все пространство, освещенное парой лампочек, делилось на части квадратными колоннами. Под низким потолком они соединялись друг с другом полукруглыми перемычками, образуя ряд арок. Эти арки превратили помещение в две длинные галереи. Не договариваясь между собой, каждый из ребят взял на себя одну из галерей. Пол мыли молча. Да и о чем разговаривать с человеком, который только что надел тебе на голову тарелку макарон?
Холодая вода в ведре почти сразу становилась черной, но Гарик менял ее не часто. Еще чего! Проверять все равно никто не будет. Он дошел уже до середины своей галереи, когда в первый раз решил посмотреть, как там дела у новенькой. Дела шли плохо. Девочка неумело возила тряпкой по полу. Видно, не часто приходилось ей этим заниматься в той, другой, жизни. Покрасневшие от холода руки не слушались свою хозяйку. Она неуклюже пыталась отжать тряпку, но та по-прежнему оставалась грязной массой, которая превращала пол в черное болото.
«Наверное, на ее планете люди давно не моют полы, — вдруг подумал мальчик, — Все делают роботы». Злость куда-то ушла. На ее месте образовалась теплая пустота, которую начало заполнять совсем другое чувство. Он стоял и наблюдал за мучениями девочки, потом, приняв решение, подошел, отобрал тряпку и, как следует, отжал ее.
— Спасибо, — послышался дрожащий голос Стаси. Гарик разогнулся и посмотрел на своего недавнего врага. Посиневший от холода враг громко стучал зубами. Слипшиеся от сливочного масла волосы сосульками обрамляли лоб. Одна косичка расплелась, на форменном пиджаке даже в полумраке подвала были видны огромные жирные пятна. Девочка дышала на сложенные ковшиком руки, пытаясь их отогреть. Сердце мальчика сжалось от жалости. Сам он почему-то совсем не чувствовал холода. «Наверно, потому что я мужчина, — подумал мальчик, — А мужчины пришли на эту планету, чтобы оберегать женщин. Так говорил дедушка, когда Гарик дрался с соседскими девчонками. Правда, это было ужасно давно. Еще в третьем классе, до первого инфаркта дедушки. Тогда никто и подумать не мог, что братьям придется жить в интернате, и дедушка будет их забирать только на выходные.
— Не за что, — сказал Гарик Стасе, — Я свою половину помою и тебе помогу. Честное слово.
— Гарик, ты извини меня за макароны, — пролепетала девочка.
— Ты меня тоже, — улыбнулся мальчик.
— Мир?
— Мир.
Внезапно, Гарик услышал лязг ключа и скрип открывающейся двери. «Неужели, Стервелла сжалилась?», — успел подумать он, но в это мгновение лицо Стаси исказилось от ужаса. Гарик резко обернулся…
В дверном проеме стоял призрак. Худая женщина со смертельно бледным лицом в светящемся балахоне. Нечесаные темные волосы патлами свисали на грудь. Черные губы кривились в злобной усмешке. В руках свеча, на груди — фиолетовый камень. Призрак уставился на детей, и шагнул вперед…
