Он пел соловушкой хорал,Он с каждым счастье разделял,А бриз морской волной игралОн сел — подул наискосокНа лоб игривый ветерок,И шляпу снял, и поволок,Чтоб положить у самых ногЧудесной девы — на песок,А взгляд ее был хмур и строг.И вот, за шляпой шаг свой двинув,Прицелившись зонтом-махиной,Она попала в середину.И с мрачной хладностью чела,Хоть шляпа мята вся была,Нагнувшись, шляпу подняла.А он от грез был лучезарен,Затем сказал, что благодарен,Но слог его был так кошмарен:«Утратив блеск, кому он нуженСей ком, а денег стоил — ужас!К тому ж я шел на званый ужин».Она ж в ответ: «Ах, зван он в гости!Что ж, вас дождутся ваши кости!Блеснуть хотели шляпой? — Бросьте!»Вздыхает он и чуть не плачет.Она усмешку злую прячет,А он как пламенем охвачен:«Да что мне «блеск»? — и он поведал:Я б досыта всего отведал:Там чаем — чай, обед — обедом».«Так в чем преграда? — Ну ж, не трусь.Путь к знаньям дерзостен, боюсь,Ведь люди — люди, гусь лишь гусь».Он простонал взамен речей,И мысль уйти, да поскорей,Сменилась: «Что б ответить ей?!»«На ужин! — и хохочет зло, —Чтоб улыбаться за столом,Упившись пенистым вином!»«Скажите, есть ли униженьеДля благородного твореньяНайти и в супе утешенье?»«Вам пирожка иль что послаще?Манеры ваши столь изящныИ так — без снеди преходящей!»«Но благородство человекаНе в том, что он в теченье векаНе съел ни ростбифа, ни хека!»Ее глаза сверкнули строго:«Лишь подлый люд, а вас тут много,Шутить способен так убого!
