Коптите небо для утехИ землю топчите — вот смех —Они не ваши, а для всех!Мы делим их, хоть поневоле,С народом диким, что на волеНа обезьян похожи боле».«Теории плодят сомненья,А ближний, я не исключенье,Нам дан не ради осужденья».Она разгневана, как волк,А он шел в тьму наискосокИ тростью исследил песок.Валькирией, средь страсти, бреда,Она сражалась до победы,Чтоб слово вымолвить последней.Мечтая, словно ни о чем:Сказала, созерцая шторм,«Мы дарим больше, чем даем».Ни «да», ни «нет» в ответ, но светелОн стал, сказав: «Наш дар — лишь ветер», —Он сам не знал, что он ответил.«И есть тогда, — сказала так, —Сердца, что могут биться в такт.Что гонит вдаль их? Мир? Сквозняк?»«Не мир, но Мысль, — он ей в ответ, —Безбрежней моря в мире нет,Ведь Знаний тьма — ведь Знанье свет».Ее ответ упал суровоНа его голову свинцовым,Огромным слитком полпудовым:«Величье с Благом свет льют вечныйНо легкомыслен, опрометчив,Кто каламбурит век беспечно.А кто, куря, читает «Таймс»,А в Рождество идет на фарс,Преступным кажется для нас!»«Ах, это правило подчас, —Стеня, зардевшись и стыдясь,Сказал, — сложней, чем преферанс».Она спросила: «Отчего же?»Свет мягкий ощутив на коже,Воскликнул он: «Не знаю, боже!»Волною золотой пшеницыК монахам в окна свет стучится,Природный цвет дав рдевшим лицам.Взгрустнув, что он краснел, ославясь,Сказала горько: «Нам на радость,Величье побеждает слабость».«Ах, истина, ты хуже бремени, —Сказал, — ты так несвоевременна,Не лезешь в лоб, тяжка для темени».И покрасневши в первый разСказала хладно, напоказ:«Она тяжка, но не для вас».Она опять взглянула строго.И он взмолился: «Ради бога!»Она смягчилась хоть немного:
