— Красиво. — Кики подошла, чтобы поцеловать волосы сестры. — Я вся грязная.
— Не с того места, где я сижу. — Улыбаясь, Сюзанна повернулась, гладя руку сестры, и наткнулась на бинт. — О, Кики, что случилось?
— Просто поцарапала пальцы.
— Ты хорошо все промыла? Когда в последний раз ты делала укол от столбняка?
— Притормози, мамуля. Ранка чиста, как свисток, укол от столбняка я делала полгода назад. — Кики села на скамью и оглядела комнату. — Где все?
— Дети быстро заснули… я надеюсь. Пошевели пальцами.
Кики вздохнула и подчинилась.
Довольно кивнув, Сюзанна продолжила:
— Лила ушла на свидание. Мэнди просматривает бухгалтерские книги и что-то еще. Тетя Коко поднялась к себе час назад, чтобы принять пенистую ванну и положить огуречные ломтики на глаза.
— А этот?
— Думаю, уже в кровати. Ведь почти полночь.
— Да? — Потом Кики улыбнулась. — Ты ждала меня.
— Нет. — Пойманная с поличным, Сюзанна засмеялась. — Точно. Починила грузовик Фини?
— У него снова не горели фары. — Кики широко зевнула. — Подозреваю, что он делает это нарочно только для того, чтобы я пришла и перезарядила батареи. — Она потянулась руками вверх. — Он угощал меня омарами и вином из одуванчиков.
— Если бы он по возрасту не годился тебе в дедушки, я бы подумала, что он без памяти влюблен в тебя.
— Так и есть. И это взаимно. Так, я что-нибудь здесь пропустила?
— Тетя хочет провести séance [9]
— О, нет.
Сюзанна слегка пробежалась пальцами по клавишам, импровизируя.
— Завтра ночью, сразу после ужина. Она настаивает, что прабабушка Бьянка хочет нам что-то сообщить… и Тренту тоже.
— А он-то какое отношение имеет ко всему этому?
Сюзанна погладила руку Кики.
— Если мы решим продать ему дом, он в какой-то мере унаследует и ее.
— Что мы собираемся делать, Сюзанна?
— Возможно, именно это мы и должны сделать.
Кики встала, поиграла с кисточками торшера.
— Мой бизнес приносит довольно хороший доход. Я могла бы получить под него ссуду.
— Нет.
— Но…
— Нет, — повторила Сюзанна. — Ты не станешь рисковать своим будущим ради прошлого.
— Но это и мое будущее.
— А это наше прошлое.
Сюзанна тоже поднялась. Когда такой свет загорался в ее глазах, даже Кики понимала, что лучше не спорить.
— Я знаю, как много значит для тебя этот дом, да и для всех нас. Возвращение сюда после Бакса… после того, как наш брак развалился, — осторожно промолвила Сюзанна, — помогло мне придти в норму. Каждый раз, когда я вижу, как Алекс или Дженни скатываются с перил, я вспоминаю саму себя. Я вижу, как мама сидит за фортепьяно, слышу папу, рассказывающего истории перед камином.
— Тогда как ты можешь даже думать о продаже?
— Потому что я научилась смотреть фактам в лицо, даже неприятным.
Она поднесла руку к щеке сестры. Только пять лет разделяли их. Но иногда Сюзанна чувствовала, что все пятьдесят.
— Иногда что-то случается с тобой или вокруг тебя, с чем ты не можешь справиться. И когда это случается, ты выбираешь самое важное в своей жизни и продолжаешь жить.
— Но дом важен.
— Скажи честно, как ты думаешь, сколько еще мы сможем продержаться?
— Мы можем продать литографии[10], лиможский фарфор, несколько других вещей.
— И просто оттянуть несчастье. — Сюзанна слишком много и слишком хорошо знала об этом. — Раз пришло время расстаться с домом, думаю, мы должны расстаться, сохранив хотя бы немного достоинства.
— Значит, ты уже все решила.
— Нет. — Сюзанна вздохнула и снова села. — Каждый раз, когда я считаю, что все решила, начинаю думать по-другому. Перед ужином мы с детьми пошли к утесам. — Она мечтательными глазами смотрела сквозь затемненное окно. — Когда я стою там, глядя на залив, то чувствую что-то настолько невероятное, что останавливается сердце, и я не знаю, как правильно поступить, Кики, не знаю, как лучше. Но боюсь, что понимаю, что должно быть сделано.
— Это ранит.
— Знаю. — Кики села рядом с ней и положила голову на плечо Сюзанны. — Может, случится чудо.
Трент наблюдал за ними из темного коридора и очень жалел, что подслушал их разговор. Жалел, что встревожился. Но это случилось, и по причинам, которые не хотел анализировать, он действительно встревожился. Тихо Сент-Джеймс пошел назад вверх по лестнице.
— Дети, — сказала Коко, уверенная, что находится на грани безумия, — почему бы вам не почитать хорошую книгу?
— Я хочу играть в войну. — Алекс размахивал воображаемой саблей по воздуху. — Смерть последнему врагу.
«И этому ребенку только шесть, — подумала Коко. — Кем он станет через десять лет?».
— Цветные карандаши, — с надеждой предложила она, проклиная дождливые субботние дни. — Почему бы вам обоим не нарисовать красивые картинки? Мы можем повесить их на холодильник, как на художественной выставке.
— Детское занятие, — ответила Дженни, пятилетний циник. Она подняла невидимую лазерную винтовку и выстрелила. — Бабах! Ты убит, Алекс, и полностью расщеплен.
— Расщеплен манекен, а совсем не я. Я окружил себя силовым полем.
— Ага, как же.
Они посмотрели в глаза друг другу с взаимной неприязнью, которую могут чувствовать дети, сидя дома взаперти. Заключив молчаливое соглашение, они переключились на рукопашный бой. Пока сорванцы боролись на потрепанном обюссонском ковре[11] , Коко возвела пристальный взгляд к потолку.
По крайней мере, битва происходила в комнате Алекса, так что большой ущерб не может быть нанесен. Мелькнула соблазнительная мысль выйти и закрыть дверь, чтобы оставить их разбираться друг с другом, но в конце концов она несет за них ответственность.
— Вы можете поранить друг друга, — начала Коко извечное предостережение взрослого ребенку. — Помните, что случилось на прошлой неделе, когда Дженни до крови разбила тебе нос, Алекс?
— Ничего она мне не сделает.
Мужская гордость вышла на передний край, когда он накинулся, чтобы удержать проворную сестру на коврике.
— Сделаю, сделаю, — напевала та, питая надежду снова разбить ему нос.
Она, как ножницами, обхватила его маленькими ножками.
— Извините, — произнес Трент от дверного проема. — Я, кажется, помешал.
— Нисколько. — Коко взбила волосы. — Просто некие юные особы находятся в приподнятом
