Хоуп сама точно не знала, не могла сформулировать. Сделанное им было слишком неуловимым. Когда-то он был ей другом, а сейчас едва разговаривает. А увидев ее, выглядел так, словно и таракану был бы рад больше. И он явно не хотел, чтобы она получила работу в родильном центре.
— Ничего, — сказала Хоуп, соломинкой помешивая лед в чашке. Ей не хотелось признавать, что ее расстроило то, что он не был ей рад. Она не хотела верить, что это может так сильно ее задевать.
— Тогда поешь. — Фейт отпила из чашки. — Ты получила желаемую работу. По-моему, это надо отпраздновать, а?
Хоуп пристально посмотрела на нее:
— Я буду праздновать, когда ты подстрижешься и сделаешь себе прическу.
Фейт закатила глаза:
— Ну и ну! Неужели это действительно для тебя так важно?
Хоуп пожала плечами:
— До рождения ребенка нет большого смысла заниматься одеждой. Но мы могли бы начать с волос.
К счастью, Инчантмент находится далеко на востоке, и вряд ли здесь кто-то может догадаться, кем была Фейт — и есть, поправила себя Хоуп. Так что можно было не слишком переживать о внешности. В западной части Соединенных Штатов было множество общин многоженцев, они встречались даже в отдельных областях Канады и Мексики. Но более всего их было в штате Юта. Хоуп знала, что для жителей Нью-Мексико Фейт выглядит просто старомодной и некрасивой. Но ее нервировало, что каждый раз при виде сестры она вспоминала об Эрвине, Боннере и бедном Оскаре.
— Я думала, ты хочешь пойти в магазин за детской кроваткой, — сказала Фейт.
— Да, но в нашем распоряжении весь оставшийся день, а делать пока практически нечего. Думаю, мы справимся и с тем и с другим.
Хоуп рассеянно потеребила волосы. Может, пришло время и ей изменить стиль? Подстричься покороче, как-нибудь посексуальнее…
От перспективы выглядеть более сексуальной по ее телу прошла дрожь. Это удивило ее почти так же сильно, как и вообще сама мысль о столь радикальной перемене. Всю свою жизнь она старалась выглядеть дурнушкой и серой мышкой. Почему же у нее сердце пустилось вскачь при одной мысли стать более привлекательной?
Она вызвала в воображении лицо Паркера Рейнольдса.
Не ради него, решила она. Паркер стал совершенно невыносим.
И еще она подумала, что не повредит заступить на новую работу с новым имиджем — смелой, уверенной в себе, привлекательной женщиной. Она покажет Паркеру, что не нуждается в его дружбе. А кроме того, будет выглядеть современной, как и другие его знакомые женщины…
— Пойдем, — сказала Хоуп, кидая в мусор недоеденный сандвич и пластиковый стаканчик. — Я тоже сделаю себе прическу.
— Но…
Хоуп уперла руки в бока.
— Ладно, не важно, — проворчала Фейт и пошла за сестрой к выходу.
— Боже мой! Я выгляжу так… по-другому, — сказала Фейт, уставившись на себя в зеркало в ванной.
Хоуп стояла у нее за спиной, наблюдая за реакцией. Она считала, что Фейт выглядит замечательно — посвежевшей и обаятельной. Подстриженные каскадом песочные волосы придавали ее лицу модный и современный вид — она стала похожа на девочек-подростков, которых Хоуп видела в молле в Сент- Джордже.
Приятно видеть, что сестра походит не на измученную домохозяйку средних лет, а на нормальную девушку.
— Тебе не нравится? — спросила Хоуп у Фейт. Фейт сморщила нос:
— Не знаю. Так я выгляжу гораздо моложе.
— Тебе всего восемнадцать.
— Но чувствую я себя гораздо старше.
Хоуп и сама не помнила, когда чувствовала себя юной.
— Возможно, мы родились уже старыми. Но не стоит обращать на это внимание. По-моему, это однозначно шаг вперед, — сказала она, хотя насчет себя не была так уж уверена.
— У вас очень красивые глаза, просто поразительные, — сказала ей парикмахер перед началом стрижки. — Вы совершенно правы, что хотите подстричься. Это придаст вам драмы.
Хоуп хотелось большей сексуальности, но драма показалась ей очень подходящей к случаю.
— Хорошо. Если вы считаете, что так будет лучше, — сказала она.
Парикмахер радостно улыбнулась и выхватила ножницы.
— О, так точно будет лучше. Вот увидите, когда я с вами закончу.
И вот теперь она могла лицезреть конечный результат.
— Тебя, по крайней мере, не так коротко подстригли, как меня, — сказала Хоуп.
Фейт перевела взгляд на ее отражение.
— Когда ты согласилась, я подумала, что ты совершаешь ошибку, — сказала она, склоняя голову к плечу. — Но сейчас понимаю, что парикмахер знала, что делает.
Хоуп пожевала губу, оценивая перемены в своем облике.
— Думаю, не так уж и плохо.
— Вообще не плохо. Хорошо. Так ты выглядишь более… изысканной.
Быть изысканной лучше, чем дурнушкой. Все, что угодно, будет лучше.
— Я в любом случае не собираюсь об этом переживать. Отрастут. — Хоуп пожала плечами и отвернулась от зеркала. — Пошли. Поможешь мне вытащить кроватку с заднего сиденья. Боюсь, мы будем собирать эту чертову штуковину до самых твоих родов.
— Мы еще собираемся в Таос за тканью? — спросила Фейт, когда они направились к холлу.
— Поскольку ты не разрешила мне купить одеяльце в детском магазине, придется поехать.
Хоуп придержала перед сестрой входную дверь и улыбнулась окутавшему ее аромату почвы и зелени. «Мы правильно сделали, что приехали сюда, — решила она. — Здесь мы сможем начать все заново. И в конце концов забудем о прошлом».
— Одеяльце было слишком дорогое, — сказала Фейт.
Хоуп пошла по широкой подстриженной лужайке, несколько затененной для хорошего газона с густой травой.
— Здешние магазины нацелены на туристов. Но оно было такое милое, с крошечными лошадками- качалками…
— Я сама могу сделать одеяльце для своего ребенка. Хоуп хорошо понимала ее чувства. У нее самой руки чесались шить, вышивать крестиком, раскрашивать и так далее. Последние десять лет она приспосабливала дом для себя, целыми часами занимаясь наведением уюта. И сейчас, когда все ее вещи стояли запакованными на складе, она лишилась этой части своей жизни. Шить детское одеяльце будет в радость им обеим.
— Завтра суббота, — сказала она Фейт. — Может, после магазина тканей поискать хорошую гаражную распродажу и…
Она замолчала, когда мимо них проехали две девочки на велосипедах. Одна светловолосая, с прической-хвостиком, а другая с темными длинными волосами. Обе девочки были по возрасту как Отем.
Хоуп слушала их веселые голоса — они смеялись и разговаривали, и нежданными пришли вспоминания о сне, что снился ей прошлой ночью…
«Мамочка! Мама!»
У Хоуп внутри все перевернулось, когда она узнала голос дочери. Она заметалась по какому-то парку, в отчаянии обыскивая каждый закоулок, пока, наконец, не увидела свою темноволосую девочку сидящей на качелях. Та отталкивалась ногами, одной рукой держалась за цепь, а другой махала Хоуп: «Здесь! Мамочка, я здесь!»
