дамами того общества, в которое стремился быть принятым. Когда он поцеловал ее свежеотманикюренные пальцы, его плохое настроение окончательно исчезло.
— Я не долго заставила вас ждать? — равнодушно сказала она.— Массажистка запоздала и я чувствовала себя немного усталой.
— Всего 45 минут.
— Серьезно? Когда одеваешься, время летит так быстро! Где мы обедаем?
— Где хотите. Не отправиться ли вам в Монте-Карло?
— Прекрасно! Вы поможете мне выиграть немного денег.
Эта перспектива не привела мистера Фардаля в особый восторг. Помощь заключалась в том, что он делал за нее все ставки, расплачивался при проигрыше и предоставлял все выигранные деньги ей. Но он не хотел показаться нелюбезным.
— Мы можем зайти на полчасика в игорные залы или вернуться сразу же на автомобиле сюда.
— Увидим,— ответила она, садясь в машину.— Вы получили какие-нибудь известия из Англии?
— Ничего интересного. По возвращении из Америки ваш муж звонил мне.
— Кто знает, что ему нужно было!
— Он ничего не поручил передать и только справился о моем адресе, которого ему, конечно, не сообщили.
— Зачем ему понадобился ваш адрес? Ведь в делах у вас нет ничего общего.
— Ровно ничего. Знаете, я принял все меры, чтобы предотвратить эту возможность.
— Его фирма еще существует?
— По-видимому. Должен сказать, Мильдред, я ровно ничего не понимаю во всей этой истории. В Сити не случается вещей, которые остались бы тайной для меня. Фирма Гаррарда никогда не была акционерным обществом, никогда не опубликовывала своих отчетностей, но я хорошо знаю, она была накануне краха. Уже одно то, что Гарвей просил у меня взаймы, было плохим признаком.
— Если бы он знал об этом, то не пришел бы к вам. Он не таков.
— Если бы знал — о чем?
Опа, улыбнувшись, взглянула на него.
— О ваших намерениях.
— Намерения! — насмешливо повторил он.— Послушайте-ка, Мильдред, не хочу рассердить вас как в прошлый раз…
— Мы говорим о делах Гарвея,— прервала его Мильдред.
На минуту он погрузился в мрачные размышления.
— Ладно, закончим разговор на эту тему, прежде чем перейти к другому. Скажите, пожалуйста, за вашим мужем числится какой-нибудь коммерческий опыт? Имеет он какое-нибудь представление о делах?
— Насколько мне известно, ни малейшего. Он никогда не пытался даже ознакомиться с положением дел фирмы, совершенно не знал цены деньгам.
— В таком случае ничего не понимаю. i
— Как же так?
— Да вот в Сити очень много говорят о нем. Рассказывают, что он предпринял очень крупную спекуляцию. Колоссальными закупками собирается поднять цены на кожу. Это ему не удастся. Деловой мир не даст таким образом провести себя какому-нибудь новичку. Ему, вероятно, крайне нужны деньги, и полагаю, он неизбежно доведет себя до тюрьмы.
— Это все звучит очень печально,— вздохпула Мильдред.— Вы знаете, как я ненавижу скандалы. Было бы гораздо лучше, если бы он как-нибудь незаметно исчез. Но он, как и большинство людей в наши дни, ужасный эгоист. Знаете ли, сколько денег он оставил перед отъездом?
— Да?
— 500 фунтов,— презрительно произнесла она.
— На ведение хозяйства?
— О, да нет же. На хозяйство получаю каждый месяц эту сумму от Греторекса.
— Значит, на булавки.
— Гарвей вообще не дает мне на булавки ни гроша.
Фардаль был удивлен — ее ответ, по-видимому, не совсем удовлетворил его.
— Откуда же берутся ваши платья и вое прочее?
— Я не без средств. Имею небольшую ренту, которая оплачивает мои туалеты. Но прекратим этот разговор. Утро такое прекрасное, что не хочется предаваться заботам.
— Да, утро прекрасное.
— Я довольна платьями, которые Молинэ прислал мне из Парижа. Я очень торопила их, тем не менее они сделали все прекрасно. Это платье, например, безукоризненно.
Он не мог скрыть своего восхищения. Она была прелестно одета.
— Думаю, вы ни о чем на свете не заботитесь, кроме своих нарядов.
— О чем же другом мне думать? Игра развлекает меня, лишь если выигрываю, а спорт мне скучен. Правда, охотно танцую, но нельзя же вечно танцевать.
Фардаль нахмурился. Он был плохим танцором, и она на каждом шагу давала ему почувствовать это.
— На свете существуют еще люди,— сказал он,— они вас нисколько не интересуют?
— Не особенно. С женщинами я не лажу, а мужчины ужасно эгоистичны.
— Я тоже эгоист?
— Боюсь, вы такой же, как все.
— Это мило! Я бросил дело, друзей, все и торчу здесь, чтобы быть с вами, а вы называете меня эгоистом.
— Но, дорогой друг, это вовсе не признак альтруизма! Вы приехали сюда потому, что вам хотелось приехать, не так ли?
— Возможно, но мне кажется, мог бы с таким же успехом оставаться в Лондоне.
— Действительно!
— Я приехал сюда, чтобы быть с вами, приехал потому, что — понимайте это как хотите — вы мне нравитесь. И что же? Требуете, чтобы я жил в отдельном отеле, нанял для вас у Негреско самые лучшие комнаты, а мне не разрешается даже зайти к вам. В мои обязанности входит завтракать с вами, гулять, обедать, после чего должен на несколько часов оставить вас одну, помогать при игре в карты и отвозить ночью в отель.
— И этого вам недостаточно!
Фардаль относился к своей спутнице с глубочайшим уважением, но на этот раз вышел из себя.
— Неужели полагаете, что какой бы то ни было мужчина в мире удовлетворится тем, что я получаю?
Мильдред иронически взглянула на него.
— Дорогой друг, не будьте же глупы! Что еще могу дать вам? Понимаете ли вы, что мне необходимо соблюдать крайнюю осторожность? Гарвей наверняка поручил кому-нибудь наблюдать за мной, тем более что вы здесь.
— Я не люблю вашего мужа, но уверен, что он не принадлежит к мужчинам, шпионящим за своими женами.
— Женщине в моем положении ничем не следует рисковать. Если дело пойдет до банкротства, немедленно потребую развода и полагаю, что он не будет настолько эгоистичен, чтобы отказать мне. Тогда буду делать все, что захочу.
— Пока же?
— Но мы почти все время вместе, я не встречаюсь ни с одним мужчиной, кроме вас.
— Вы полагаете, что этого достаточно?
— Делаю все возможное.
— Неправда. Вы отлично знаете, что большинство женщин, даже вашего ограниченного круга, ищет какую-нибудь любовную интрижку, особенно здесь, на курорте. Я мог бы назвать их около дюжины.
