Марина СТРУКОВА
МИР ЗА РЕКОЙ. РУССКАЯ ГОТИКА
Москва — город весёлый, но нельзя ему доверять, оглянуться не успеешь, как сожрёт и не подавится. Он весь в дыму и грязи, в пыли и человеческих отбросах, в россыпи огней, в мареве злобы и страсти. Тихо и чисто только на кладбищах. Там слоистый туман на опавшей листве и каждая ветка осыпана кристаллами дождя, и каждый крест и памятник в сонных слезах нездешних снов…
Вот розовая царапина в сером небе блеснула и потускнела, осеннее утро махнуло белым рукавом, и взлетели с криком вороны из утлых гнёзд на высоких, тесно прижавшихся друг к другу осинах и берёзах. Раздался дальний гул электрички, и тихие шаги по разбитым зеркалам воды на асфальте, где отпечатались глиной протекторы машины, вывозившей мусор.
На аллее, в глубокой фиолетовой тени, стояла девушка лет четырнадцати в темном свитере, джинсах и кроссовках. Длинные русые волосы, круглое полудетское лицо, серые спокойные глаза.
Словно вспомнив что-то, она сунула руку в рюкзачок, облепленный пёстрыми значками, и, вытащив мобильник, набрала номер:
— Я добралась, стою у подъезда… Что делать будем? Говорила же, компьютерный дизайн изучаем.
Света отчитывалась матери о том, где находится. Теперь та может спокойно ехать на работу, уверенная, что дочь сидит у подруги за компьютером. А Света уже пошла по кладбищенской тропинке в сиреневую хмарь.
К зданию кладбищенской администрации подъехала машина директора. 'Хозяин кладбища' выкатился из машины:
— Ночуешь что ли тут?
— Здрасте.
Проплелась продавщица из киоска с цветами и свечами, за ней следом бежал пёс, живший тут же. Далеко среди деревьев копали могилу, над ямой взлетали и шлёпались на края комья глины. На краю стоял и курил рабочий, переговариваясь с теми, кто в яме. Все они привыкли к Свете, которая ходила сюда почти каждый день. Сначала просто сидела недалеко от могилы брата, приютившись на лавочке в соседней ограде, потом стала убирать листву, поправлять цветники.
Была у Светы школа, подходя к которой она мечтала, что на месте школы увидит здоровенную яму, был дом и её картины, пачка дисков с фильмами и музыкой. А всё-таки лучше было здесь.
Она заметила, что между близко стоявшими оградами набилась листва, выгребла её и собралась отнести к урне, стоявшей у здания администрации. Но заметила, что не одна на аллее.
Прижав к груди охапку листьев, Света холодно смотрела на подходившую девчонку, по виду её ровесницу. Лицо девчонки, густо напудренное, было белым, как стенка, карие глаза обведены коричневым, губы в шоколадной помаде, волосы черные, густо побрызганные лаком, топорщились с претензией на стильную прическу. Маленькие, розовые от холода ушки девчонки были унизаны колечками пирсинга, и возле уголка рта искрилась крошечная стеклянная росинка.
— Зажигалки не найдётся? — Спросила девчонка, вытаскивая пачку 'LM'.
— Не курю.
Девчонка похлопала по карманам и радостно сообщила: 'Ничего, свою нашла'
Света не повернулась и не ушла — времени целая вечность, а продолжала разглядывать девчонку. Та закурила, стряхивала пепел ногтем, блестевшим лаково, как черная спинка жука.
— Мы тебя видели. Подрабатываешь здесь?
Света недоуменно приподняла брови.
— Помогаешь убирать. — Пояснила собеседница.
— Нет. — Они помолчали.
— Мы — дети боли, — сказала девчонка строго. Смотрела изучающе, отслеживая реакцию. Света о таких знала: одеваются в чёрное, любят фильмы о вампирах и мертвецах, гуляют по кладбищам.
— Слышала. — Она не хотела прерывать разговор, но что-то нужно было делать с охапкой листьев.
— Отвлекаю, — поняла девчонка. — Хочешь, помогу? У тебя кто-то здесь похоронен?
— Брат.
— О, извини.
Света пожала плечами. Девчонка подобрала какую-то ветку, и они пошли к урне.
— Как тебя зовут? — Спросила Света.
— Лалуна.
— Странное имя.
— По-испански означает 'луна охотников'.
Они пошли обратно, кто-то мелькнул между деревьями.
— Наши пришли тусоваться.
Они вместе приблизились к группе парней и девчонок, переминающихся у киоска. Все были одеты в тёмное. Двое парней и две девушки, не считая их с Лалуной. Света кивнула, разглядывала. Один из парней, со светлыми кудряшками, синеглазый, чуть курносый, с разрисованным лицом, похожий на чертенка. Другой с колючими темными глазами и ёжиком короткой стрижки. Лалуна указала на кудрявого: Слэш, на черноглазого — Крыс. На девчонок: вот Эми, а вот Власта. Света поняла, что всё это клички. Эми — самая взрослая, высокая с длинными белыми волосами, Власта с короткими малиновыми. Все густо напудрены, включая парней, обводы теней вокруг глаз, серебряные цепочки и браслеты. Эми была затянута в корсаж поверх тончайшей черной блузки. Черные джинсы, черные плащи, у Власты ошейник с шипами… Мрачная эстетика фильмов о носферату, презрение к жизни, порожденное однообразием быта, враждебного бытию души. Игра лучших разочарованных детей, которые, не видя смысла в будущем, создали культ поклонения смерти в красочных декорациях старинных кладбищ.
Они чувствовали себя неуютно на виду у прохожих, и ушли с аллеи, по узкой тропинке направились к склепам старых захоронений в глубину зарослей.
У одного из склепов сели на каменный порог, дверь была полуоткрыта. Лалуна поманила Свету внутрь. Сверху через круглое окно, где сохранилась часть витражного голубого цветка, шёл холодный свет бессолнечного полудня. Стена склепа была исписана и изрисована, она превратилась в форум, в гостевую книгу, словно в Интернете. Писали по большей части обугленными ветками, подобранными возле ограды, где рабочие сжигали вырубленные кусты молодых кленов.
Смерть — это великая возможность
Lacrimosa Lacrimosa Lacrimosa
