дежурного писаря!
— Нужно отдать приказ начальнику охраны. Ночью сюда не пропустят.
— Вызовите ко мне начальника охраны! Быстро!
…В три часа пятьдесят минут утра дежурный писарь Тягунов подходит к главным воротам лагеря. Канцелярия находится на территории лагеря, но отгорожена от него проволокой, пройти в нее можно только через главные ворота; рядом с ними устроена калитка, ведущая в коридор аз колючей проволоки. Этот узкий коридор — единственный ход в канцелярию.
Часовой, увидев писаря, молча открывает главные ворота и калитку в проход к канцелярии.
В пустой канцелярии — тишина. Окна плотно закрыты изнутри ставнями и задернуты шторами. Старательные писаря тщательно выполняют приказ о полной светомаскировке. В последнее время над Бельгией все чаще пролетают англо-американские бомбардировщики.
Включить микрофон и репродукторы бараков утренней смены, объявить подъем — дело одной минуты. Дежурные повара уже разбужены — они ведь живут в одном бараке с Тягуновым. Все, что нужно к выходу смены на работу, подготовлено еще накануне, с вечера.
Он выключает репродукторы бараков, микрофон. Прислушивается. Глубокая тишина. Звонко, настораживающе пощелкивают стенные часы. Тягунов быстро извлекает из тайника, устроенного в ножке стола, ключ от ящика. Нет, это не тот ключ, который забрал себе комендант. Как-то Шрейдер, получив у коменданта ключ от ящика, на несколько минут оставил его на столе. И в тот же день член подпольной организации москвич Костя Кулайчуг; сделал точно такой же ключ.
Тягунов быстро идет к ящику, в котором стоит приемник. Сейчас он услышит Москву, голос Родины!
Ящик приоткрыт. Шкала приемника изучена тщательно, искать станцию не нужно. Три быстрых поворота ручки, и стрелка на московской волне. Лампы уже нагрелись. Слышится легкое потрескивание, и сразу же раздается отчетливый и близкий, родной до слез голос: «Говорит Москва…»
Сейчас передадут сводку. Он приготовился записывать. Рука, крепко сжимающая карандаш, подрагивает.
— В последний час… На днях наши войска, расположенные южнее Ладожского озера, перешли в наступление против немецко-фашистских войск, блокировавших город Ленинград…
Тягунов припал к приемнику, вцепился в него. «Блокада прорвана, прорвана!» Сердце так бешено колотится, что трудно дышать. В Ленинграде семья Тягунова, жена и двухлетний ребенок. Полтора года он оторван от них, полтора года тяжелых, тревожных дум о семье. Не было дня, часа, чтобы он не вспомнил о них, чтобы сердце не сжималось от острой, нестерпимой боли.
— … Таким образом, после семидневных боев войска Волховского и Ленинградского фронтов 18 января соединились и тем самым прорвали блокаду Ленинграда. В ходе наступления наших войск разгромлены…
Тягунов совсем забыл о том, что ему нужно записать последние известия. Карандаш валяется на полу. Да и зачем записывать? Каждое слово западает в сердце на всю жизнь.
Передача последних известий окончена. Он отрывается от приемника. «Скорее к товарищам, скорее сообщить радостную весть!» Но он сдерживает себя. Нет, время еще есть, надо послушать, что говорят Лондон, Нью-Йорк, Швейцария…
Вращая ручку, Тягунов все время прислушивается: не гремит ли замок калитки. Только шесть-семь секунд требуется для того, чтобы дойти от калитки до двери канцелярии. За эти шесть-семь секунд надо успеть выключить приемник, переключить диапазон, перевести стрелку на Берлин и закрыть ящик. Все рассчитано, продумано каждое движение. Если работать быстро, останется еще в запасе одна-две секунды. Надо только услышать звук открываемого замка, звон цепей.
Несколько дней назад Бещиков чуть не был застигнут комендантом — часовой не закрыл калитку, рассчитывая, что писарь скоро пойдет обратно. Оставлять калитку открытой для немцев безопасно: если писарь и вздумает бежать, то он все равно наткнется на часового. Но открытая калитка делала опасным прием последних известий. Надо было заставить немцев закрывать ее на замок.
На помощь пришел работающий в канцелярии бельгиец Юресен, член Белой бригады. Выбрав подходящий случай, он завел с лагерь-фюрером разговор о достоинствах солдат различных армий.
— Я считаю, что самые исполнительные и дисциплинированные солдаты — это негры, — сказал Юресен.
Лагерь-фюрер взбесился. Как этот «паршивый бельгиец» может с кем-то сравнивать немецких солдат, да еще с этими «скотами неграми»! Лагерь-фюрер готов был накинуться на бельгийца с кулаками. Но Юресен этого только и ждал.
— Я не спорю, герр лагерь-фюрер, не спорю… Но вчера был такой случай. Я задержался вечером в канцелярии, выхожу и что вижу? Калитка открыта! Прошел, а часовой меня даже не заметил. Сегодня я пришел пораньше, в канцелярии еще никого не было. А калитка опять открыта!
— Врешь, Юресен. Немецкие солдаты так не делают! Врешь!
— Ну, значит, тут на посту стоял негр!
На другое утро, когда Тягунов прошел через калитку, солдат мгновенно закрыл за ним дверь на замок.
— Боишься, что убегу? — бросил ему Тягунов.
— Что там убежишь! Вчера комендант такую сигару вставил за эту калитку, что до сих пор чешется…
Теперь можно не опасаться. Тяжелый замок с цепью гремит так, что слышно за километр. Сигнал надежный!
Приняв известия, Тягунов достает из-под шкафа карту Европейской части СССР, ее передал Купфершлегер. Из предосторожности пометки на карте не делаются, но и одного взгляда на нее достаточно, чтобы отчетливо представить обстановку на советско-германском фронте.
… Утренняя смена еще не ушла. Пленных строят во дворе лагеря, пересчитывают. Переводчик Комаров сообщает сводку главного штаба германских вооруженных сил — это он делает по приказу «воспитателя» Шрейдера. Комаров уже получил сведения от Тягунова. Под видом немецкой сводки он передает сообщения Москвы.
Этот день принес Тягунову еще одну большую радость: Ременников сообщил, что связь с подпольной группой, действующей самостоятельно, установлена.
— Вам надо встретиться с Тюрморезовым. Руководит группой он. И он настаивает на встрече со старшим.
— Тюрморезов? — удивленно, с недоверием проговорил Тягунов.
— Да, он. Рабочий № 186.
— Знаю, знаю… Тюрморезов! Я его считал… Да, попробуй догадайся!
— Но ведь встреча со старшим писарем, которому покровительствует сам комендант, для него тоже будет неожиданностью!.. — усмехнулся Ременников.
При встрече Тягунов и Тюрморезов решили объединить подпольные организации и согласовали цели и задачи борьбы: противопоставить немецкой и власовской пропаганде большевистскую пропаганду, информировать военнопленных о положении на фронтах и о международном положении; организовывать прямой саботаж и диверсии; организовывать побеги военнопленных и создавать на территории Бельгии советские партизанские отряды; всю работу проводить в тесном союзе с бельгийскими подпольными организациями, прежде всего с Айсденским подпольным комитетом коммунистической партии Бельгии.
Тюрморезов вошел в руководящее ядро организации, сообщил рабочие номера членов своей группы. Теперь в организации стало девяносто четыре человека.
Меницкий проходит проверку
Тюрморезов восьмой день лежит в лагерном лазарете: поранил в шахте ногу. Рана небольшая, она
