Солнце прогнало туман, и все детали пейзажа были видны в мельчайших подробностях. Светлая зелень кленов и осин выделялась на более темном фоне сосен и елей. Белые цветы блошницы, розовые астры, желтизна маков, подсолнухов и золотого корня оживляли своими яркими всплесками темно-зеленые и коричневые краски местности.
В этом тихом уединении легко было почувствовать себя единственными людьми на земле.
Тринити понимал, что им не стоит здесь задерживаться. Он уже доказал себе, что не в силах контролировать свои чувства, если дело касается Виктории. Осознание того, что он находится наедине с ней, рядом с ней, заставляло все его мышцы ныть от сладостного напряжения.
Между ними стояла только ее лошадь.
– Особенно не о чем рассказывать, – промолвил Тринити, решив сообщить о своей жизни в самых общих чертах, а места, где бывал, описать скучно и неинтересно. – Все города, в общем, выглядят одинаково. И люди мало отличаются, где бы ты их ни встречал.
– Я нигде не бывала. Я выросла на ранчо отца, потом переехала на ранчо мужа, а затем к дяде.
– Большая часть того, что находится за пределами ранчо, не стоит внимания.
Виктория посмотрела на него поверх седла:
– Вы можете это сказать, потому что повидали все своими глазами. И несмотря на все уверения дяди Гранта, я знаю, что мир шире и интереснее ранчо «Горная долина».
– Большинство женщин проводит всю жизнь на каком-то одном ранчо или ферме.
– Но они знают, что могут покинуть дом, если захотят, – вздохнула Виктория. – А я не могу. Временами я прихожу от этого в отчаяние.
– Надеюсь, не слишком сильное.
Виктория рассмеялась, несмотря на серьезность разговора.
– Конечно, недостаточно сильное, чтобы позволить кому-нибудь увезти меня обратно в Техас.
Тринити повернулся к Виктории с лукавой усмешкой.
– Я не рекомендую вам сейчас навещать друзей в Техасе, но не вижу, почему вы должны оставаться здесь, если не хотите этого. Вы можете поехать в Лондон или Париж. Даже в Нью-Йорк. Там столько людей, что вас никто не найдет, даже если будет искать.
– Не знаю, почему я не подумала об этом раньше, – промолвила Виктория, и глаза ее загорелись от восторга. – Вы сможете защитить меня.
– Нет, не смогу, – твердо ответил Тринити. – Я не адвокат.
Виктория рассмеялась:
– Но вы и не невежественный пастух. Особенно когда забываете говорить, как они.
Когда она смеялась, он терял способность сосредоточиваться. Он просто тонул в этом смехе. Ее улыбка дразнила и манила, а в тембре голоса было что-то, приглашавшее разделить с ней нечто интимное.
– Может, и нет, – произнес он, стараясь изгнать подобные чувства, – но это весьма далеко от знания законов.
– Я не прошу вас делать что-нибудь с законом. Я хочу, чтобы вы организовали расследование убийства Джеба Блейзера. Вам нужно будет нанять детективов для сбора улик, и адвокатов, чтобы представить добытые сведения в суде.
– Но...
Она обошла свою лошадь и встала перед ним, глядя ему в глаза.
– Не говорите «нет». Хотя бы пока. Подумайте об этом.
Тринити заставил себя попятиться. Если бы он оставался рядом с ней еще минуту, он не смог бы думать ни о чем, кроме ее глаз... или губ.
– А с вашим дядей вы говорили об этом?
– Несколько раз. Но он считает, что толку от этого не будет. Бак тоже так думает. Они полагают, что я должна быть довольна тем, что есть.
– А вы не можете?
– Как бы вы чувствовали себя, если бы все считали вас убийцей, сохранившей жизнь только потому, что ваш дядя помог вам сбежать из тюрьмы? – Ее изумительные синие глаза умоляли о помощи.
– На ранчо нет ни одного человека, кто считал бы вас виновной.
– Они все относятся ко мне замечательно, и ни один из них не верит, что красивая женщина способна на преступление.
– Расследование может стоить кучу денег.
– Мое наследство покроет все расходы.
– Если у вас много денег, зачем вы тратите время на меня? Вам следует нанять профессионала.
– Откуда мне знать, что он не выступит против меня? Кажется, никто не способен противостоять судье Блейзеру.
– Почему вы думаете, что я способен? Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Просто знаю. Тринити этого не ждал.
– А если вы ошибаетесь? Я могу оказаться охотником за наградой, или помощником шерифа, или даже частным сыщиком.
Ее взгляд не дрогнул.
– Можете, но не являетесь.
Тринити охватило отчаяние. Он не хотел ей отказывать.
– А что скажут ваш дядя и Бак?
– Им это знать необязательно. Это останется между вами и мной.
Ее слова словно ударили его током. Он старательно избегал всего, что могло бы их сблизить. Но больше устоять не мог.
– Почему я?
Она придвинулась на шаг ближе.
– Вы мне нравитесь. Между нами возникло какое-то родство. – Видно было, что Виктории неловко говорить так откровенно, но она продолжала: – Вы не похожи на Бака и моего дядю. Я еще не разобралась, чем именно вы отличаетесь, но я склонна доверять людям, которые мне нравятся.
Тринити с трудом проглотил слюну. На протяжении трех дней он боролся с растущим влечением к Виктории. Вполне возможно, что он ей нравился только потому, что был новым человеком, с кем можно было поговорить. Лишь мысленное напоминание, что ему нельзя вступать в какие-либо отношения с женщиной, которую должны повесить за убийство, дало ему силы взять себя в руки... Но ее последние слова разрушили его самообладание.
Как же ему хотелось ее защитить!
– То, что вас влечет ко мне, не значит, что я вам нравлюсь.
Он должен был дотронуться до нее, коснуться пальцами ее щеки.
– То есть между нами не может быть простой приязни?
Ее щека была такой нежной. Он обвил вокруг пальца один из локонов, обрамлявших ее лицо...
– Только не между мужчиной и женщиной. Виктория потянулась к нему и подняла лицо. Он не мог больше видеть ничего вокруг, кроме ее губ и синих глаз. Виктория слегка прижалась щекой к его руке.
– Вам кажется, что в моем отношении к вам есть что-то сексуальное?
Что он делает? Он не может допустить, чтобы между ними возникла чувственная связь.
Тринити отдернул руку, как от ожога. Он встречал раньше несколько очень прямолинейных женщин, но ни одна из них не задавала ему подобного вопроса. Поверить, что он услышал такое из уст этой великолепной рыжей красавицы, было невозможно.
– Мэм, я не скажу ничего подобного.
– Не называйте меня «мэм» и не уклоняйтесь от ответа.
– Ладно, раз вы настаиваете. Я не думаю, что вы можете испытывать ко мне влечение, которое не было бы сексуальным.
Господи! Вот бы Бак услышал это!
– Почему?
– Потому что я не могу испытывать к вам влечения, не чувствуя сексуального жара.
