Проклятие! Он мог бы поклясться, что заметил мелькнувший в ее глазах проблеск удовлетворения. Почему женщины вечно стремятся подчинить мужчин, унизить их?
– Вы хотите сказать, что я вас возбуждаю? – продолжала Виктория, подходя к нему так близко, что он начал ощущать тепло ее тела.
– А вы этого не ждали?
– Нет.
Она всю жизнь жила в окружении мужчин, но явно не сознавала своего воздействия на них. Ему нужно срочно перевести разговор на другую тему, или он добьется, что его еще до заката вышвырнут с ранчо.
Тринити сделал шаг назад.
– Полагаю, нам пора возвращаться. Наш разговор пошел не в том направлении. – Он крепко взялся за седло и начал вдевать ногу в стремя.
Виктория не шевельнулась.
– Почему вы ничего не сказали?
Она твердо вознамерилась добиться, чтобы его пристрелили.
– Вы прекрасная, желанная женщина, мэм, и я с радостью рассказал бы вам, как ценю вашу красоту. Однако я всего лишь пастух, и каждый мужчина на этом ранчо только и ждет, чтобы я совершил какую- нибудь оплошность.
– Не верю, что вас так легко напугать. – Она сделала еще один шаг к нему. Тринити не поддался на вызов.
– Это вопрос не испуга. Это вопрос здравого смысла. И чести, – добавил он с отчаянием. – Мужчина не должен захватывать чужую заявку.
Виктория отступила на шаг. Глаза ее полыхнули, огнем.
– Какое гадкое выражение! Я женщина, а не кусок собственности. Кроме того, я не принадлежу Баку.
– Вам лучше сообщить ему об этом. Он и ваш дядя считают, что вы готовы в любую минуту выйти за него замуж.
– Мне нравится Бак, но к вам я чувствую большее влечение.
Дьявольщина! Ну почему она решила заявить ему об этом именно в тот момент, когда он взял себя в руки? Он встречал по крайней мере половину знаменитых «дам» Запада. Некоторых он любил, но не остался ни с одной. А тут его сразили наповал прелестные синие глаза, копна своенравных рыжих волос, неотразимый смех и неукротимое желание, выворачивающее его наизнанку. Не говоря уже об искренности, с которой она объявила, что он нравится ей больше, чем человек, за которого она, считалось, вот-вот выйдет замуж.
– Почему? – спросил он.
– Я не имела в виду то, как это прозвучало. – Виктория явно подыскивала слова, чтобы притупить свое только что высказанное жесткое заявление. – Просто Бак хочет владеть мной как собственностью. Женщину такое отношение душит. Вы производите впечатление человека, пытающегося понять, какая я на самом деле. И мне это нравится.
Тринити вцепился в седло, как в якорь спасения. Он должен взять себя в руки!
– Вы красивая женщина, – произнес Тринити, продолжая держаться за седло. – Только ненормальный мужчина не почувствует влечения к вам.
– Я не это имела в виду, – с раздражением продолжала она. – Я говорила о том особом влечении, которое возникает, когда вы хотите больше узнать о человеке. Это приводит к тому, что мысли о нем все время вспыхивают у вас в голове. Вы постоянно гадаете, а что он сейчас делает, о чем думает... Но ведь такое наверняка случалось с вами раньше.
– Вы имеете в виду, как это было у вас с вашим мужем?
Он не смог бы лучше остановить ее напор, даже окати он ее ведром воды. Виктория отвернулась и снова уставилась вдаль.
– Нет, так не было. Мне было шестнадцать лет, и мой отец умирал. Нужно было решать мое будущее. Отец выбрал богатого красивого молодого человека и спросил меня, что я думаю о замужестве с ним. Ему был двадцать один год. Он был обаятельным, бесшабашным... Мне он казался замечательным. Я знала, что так и должно быть. Только выйдя замуж за Джеба, я поняла, в какой ад угодила.
Тринити мог представить себе Викторию, беззащитную юную жену, которую терроризирует пьяница- муж. Опасное чувство симпатии разгоралось в его груди.
– Не думаю, что нам стоит слишком много размышлять насчет всякого там притяжения, – промолвил он.
Виктория круто обернулась к нему:
– Это почему?
Тринити знал, что лучше всего было бы ему вскочить в седло и поскакать на ранчо, предоставив ей самой найти дорогу домой. Он был дурак, что вообще позволил делу зайти так далеко.
– Предположим, что я в вас влюбился.
– А вы смогли бы?
– Мэм, любому мужчине было бы трудно не влюбиться в женщину с вашей внешностью.
– Я ничего не говорю о своей внешности, – поправила его Виктория. – Я говорю – в меня.
Тринити сосредоточился на том, чтобы крепко держаться за седло.
– Я ведь, мэм, не знаю вас по-настоящему, но полагаю, это было бы не слишком трудно. В любом случае мы отошли от моих доводов. Предположим, что забрел сюда пастух вроде меня и влюбился в вас по уши. Ваш дядя и Бак положат этому конец еще до того, как вы успеете глубоко вздохнуть.
– Предположим, что я влюблюсь в такого пастуха?
Любой пастух, который чего-то стоит, перевернет небо и землю, чтобы сделать ее своей женой. Но сказать этого ей он не мог.
– Они не приняли бы это.
– Даже если бы я сказала им, что люблю его и никогда не полюблю никого другого?
Ее глаза никогда еще не были такими синими и такими искренними.
– Особенно если бы вы это сказали.
– А что, если бы я решила убежать с ним?
Она не знала пощады.
– Он бы не допустил этого... если бы действительно любил вас.
– Почему?
Она подступила ближе, но Тринити ухитрился держать между ними своего коня. Она смотрела на него поверх седла.
– Потому что пастуху было бы нечего предложить такой женщине, как вы.
– Но все, чего бы я хотела, так это самого пастуха.
– Он захотел бы дать вам весь мир. И его убивало бы то, что он этого не может. Это было бы хуже, чем просто отвернуться от вас.
– Как глупо! – Ее досада была почти ощутима. – Только мужчина может решить покинуть женщину лишь потому, что не может дать ей то, чего, возможно, она даже и не хочет.
– Не просто какую-то женщину, Виктория. Вас!
– Женщина не стана бы так рассуждать. Пока она может быть с мужчиной, которого любит, остальное не имеет значения.
Тринити было трудно ей не поверить. И все же он никак не мог забыть, что ее обнаружили с револьвером в руке над телом мужа.
– Не все женщины таковы. Некоторые больше ценят то, что мужчина может им дать, чем самого мужчину.
– Но если мужчина любит женщину по-настоящему, он может почувствовать разницу.
– Не всегда. Любовь делает ужасные вещи с мужским разумом.
– Не представляю себе, что она могла бы долго влиять на вас.
– Что ж, пожалуй, нынче не так, как когда-то.
