Тринити может быть жестким, но еще не видела его загнанным в угол. Теперь она поняла, почему он никогда не терпел поражений.
– Мы отъезжаем. Тот, кто поедет по нашему следу, рискует жизнью.
– Но они обязательно станут нас преследовать.
– Они будут держаться на расстоянии.
– Как долго?
– Это зависит от того, захотят ли они рискнуть твоей жизнью.
Тринити поднял Викторию в седло и снова связал ей ноги под брюхом лошади. Руки ее он привязал к луке седла.
– Я не хочу, чтобы ты упала. Нам понадобится скакать изо всех сил.
Так начался самый странный день в жизни Виктории. Тринити ехал так, словно они просто путешествовали. Если ей удавалось повернуться в седле, она видела позади группу всадников во главе с дядей. Время от времени они разъезжались веером в поисках второй тропы, но вскоре возвращались на главную.
Никаких выстрелов не было. Виктория поняла, что их и не будет, пока они едут по узкой горной дороге, то есть пока люди ее дяди не могут съехать с нее, чтобы застрелить Тринити. Ведь Виктория все время находилась на линии огня.
Она знала, что Бак и дядя найдут способ ее освободить. Она также знала, что они, по всей вероятности, убьют Тринити. Но едва она признала неизбежность его смерти, как поняла, что не хочет этого.
Но как смогут они освободить ее, не убивая Тринити? Тринити ее не отпустит, пока будет физически способен этому помешать.
Она ехала позади него, уставившись в его спину. Ее привлекала сила его характера.
Она вспомнила время, когда считала Джеба таким, каким должен быть настоящий мужчина. Она мечтала о том, как он будет держать ее в объятиях, целовать, заниматься с ней любовью. Это ее возбуждало, но это были всего лишь грезы юной женщины.
При мысли о Тринити ее даже теперь бросало в жар, несмотря на морозный горный воздух. В ее желаниях уже не было порыва юной девушки, рвущейся навстречу новому интересному опыту. Скорее это было предчувствие того, что если она слишком долго будет рядом с ним, она изменится навсегда.
При этом она вдруг с удивлением осознала, что испытывает еще одно чувство: она огорчалась за Тринити. Его больно ранила какая-то женщина. Вероятно, если бы эта женщина не сломала его, когда он был еще слишком молод и не мог ей противостоять, сейчас он был бы счастливым женатым человеком.
Из-за того, что сделала с ним та женщина, Тринити сам вынес себе суровый приговор. Которого он не заслуживал! Виктория понимала его и сочувствовала. Странно, но то, что он отрицал произошедшее, делало его еще более ей симпатичным, более человечным. Мир видел его беспощадным и непреклонным, не испытывавшим никаких чувств к своим жертвам. Но в душе он страдал.
Неужели боль может сотворить с людьми такое? Может ли подобное превратить ее в женщину, неспособную чувствовать любовь и радость?
Она теперь понимала, что Тринити должен иметь большие резервы сострадания.
Однако пережитая им боль извратила его сострадание, превратила его в жажду мщения. Тринити мог считать, что выполняет свой долг по отношению к обществу, но она знала, что он мстит другим преступникам за ту единственную, которую не может наказать.
Глава 13
Выстрел Тринити в воздух над головой Гранта резко вернул Викторию в действительность.
– Пора поесть! – крикнул он ее дяде. – Позаботьтесь, чтобы ваши люди оставались в лагере.
– Я ничего не хочу, – обратилась к нему Виктория, когда Тринити спускал ее с седла на землю. Он прислонил ее к валуну, но не развязал.
– Как хочешь, но лошади устали. И я не успел позавтракать.
– Мне это безразлично.
– Какое прекрасное отношение к мужчине! Особенно подойдет оно жене, – произнес Тринити, улыбаясь с таким видом, что Виктории снова захотелось расцарапать ему лицо. Предыдущие царапины уже начали подживать, и совесть почти перестала ее мучить. – Ты откажешься кормить мужа, если он тебя рассердит?
– Он никогда не рассердит меня настолько.
– За кого ты собираешься выйти? За какого-нибудь кроткого банковского клерка или нервного бухгалтера? Мне не слишком нравится Бак, но у него есть характер и отвага.
– В последний раз говорю – я не собираюсь замуж за Бака, – заявила Виктория.
– Неправильно заставлять мужчину рисковать жизнью ради женщины, на которой он намерен жениться, если при этом она твердо знает, что замуж за него не собирается. Ведь ты все эти годы позволяла Баку заботиться о тебе.
– Мой дядя платил Баку, чтобы он обо мне заботился. Он делал это не потому, что я его просила об этом или обещала выйти за него замуж. Я еще много лет назад сказала, что не люблю его.
– Но ты же не говорила, что никогда не полюбишь.
– Зачем мне было это говорить?
– Чтобы он перестал томиться по тебе.
– Откуда было мне знать, что он не влюбится в какую-нибудь другую девушку?
– Мужчины часто влюбляются в женщин, которых спасли. Особенно если эта женщина такая красивая, как ты.
– Теперь ты винишь меня за мою внешность.
– Нет, только за то, что ты ею пользуешься к своей выгоде.
– Если бы я пользовалась ею к своей выгоде, я бы попробовала свои чары на тебе.
– Это бы не сработало.
– Ты закален против женщин?
– Не женщин вообще. А только против тебя.
Виктория открыла было рот, чтобы поинтересоваться насчет реакции его тела на нее, но передумала. Она не знала, хочет ли выжать из него признание, и боялась собственного отклика на это признание.
– Однажды ты найдешь женщину, способную принудить тебя делать вещи, которые ты делать не хочешь.
Он долго смотрел в огонь. Какое-то мрачное чувство исказило его черты и заставило так сжать в пальцах жестяную кружку, что та смялась.
– Это уже произошло... пятнадцать лет тому назад. – Он выплеснул в огонь остатки кофе. – Я поклялся, что больше ни одна женщина не будет иметь надо мной такую власть.
Охватившая его ярость потрясла Викторию. Она и не предполагала, что в нем живут такие сильные чувства.
– Время отправляться в дорогу. Нам еще долго добираться до моего следующего лагеря.
– Ты действительно думаешь, что доберешься до Техаса? Ты подготовил лагеря-стоянки с припасами и точно знаешь, сколько проедешь каждый день... Неужели ты считаешь, что дядя и дюжина парней, идущие по твоему следу, ничего не изменят?
– Всего лишь затруднят путь.
Он никогда не встречал такой женщины, как Виктория. Чем дольше он находился в ее обществе, тем больше был ею зачарован. Чем больше узнавал ее, тем больше хотел узнать. Чем больше она старалась убежать от него, тем более решительно он был настроен удержать ее при себе. Она стала частью его мыслей и чувств, частью его мира... который он больше не мог себе представить без нее.
