Анне оторопела. «К лисичкам, конечно. Вход в штольни…»
— Посреди ночи и в одиночку?
Комендант постучал себя пальцем по лбу. «Не обижайтесь на меня, но я думаю, у Вас не все в порядке с головой».
— Точно! — сказал Веккер. — Относительно того, что одна! Разумеется, я пойду с Вами.
— Замолчите Вы! — накричал на него Бронстайн. — Оставайтесь здесь, вы оба!
— Вы… Вы не хотите использовать возможность?
Разочарование и непонятливость отразились на лице Анне.
— Я не хочу собирать Ваши косточки в какой-нибудь пропасти, когда пройдет лунная ночь, или держать Вас все оставшееся время в резиновой клетке. Вы забыли, что произошло с Далбергом на поверхности?
— Вы не доверяете лисичкам?
— Мне тоже непонятно, — сказал Веккер. — Если мне не изменяет память, Вы сами придерживались мнения, что лучевая атака на Далберга была своего рода самообороной.
Бронстайн молчал.
— Было бы глупо игнорировать попытку лисичек вступить в контакт, — продолжил Веккер. — Так как мы не в состоянии ответить по тем же информационным каналам, которые они используют, мы должны другим образом дать понять, что мы услышали их.
— И как Вы себе это представляете? — Веккер повернулся к Анне. — Вы можете реконструировать путь к входу в штольни?
— Поэтапно. Первый этап простирается до отвесной скалы на небольшой возвышенности. Я думаю, что я получу инструкции на следующий этап, когда я прибуду туда.
— Хорошо. Тогда, я бы сказал, мы возьмем гусеничный автомобиль. Я поведу, а Вы сконцентрируетесь на Вашей роли проводника. Мы будем следовать за лисичкам настолько далеко, насколько найдем ориентиры в пути, которые позволят нам немедленно вернуться. Возможно, этого уже хватит лисичкам. Я предполагаю, что они пока хотят знать, поняли ли мы их в принципе.
— На танке — да пожалуйста. — Но только после того, как я буду уверен, что системы безопасности, которые установил Далберг, исправны. Бронстайн поднялся. — И я категорически запрещаю Вам покидать гусеничный автомобиль. Вы можете добраться до входа в штольни — но входить в него Вы ни в коем случае не можете!
Далберг выключил динамик. Было бы неприятно, если бы кто-нибудь узнал, что он подслушал ночной разговор между Бронстайном, Анне и Веккером.
Он лежал в полусне, слышал, как Анне пошла на мостик и сразу же проснулся. Что ей нужно было в полночь на мостике? Один раз ей удалось тайком улизнуть с борта. Второй раз у нее это не выйдет! Он знал ее шаги. Даже если он крепко спит, и она крадется мимо на цыпочках к своей двери, сигнал из подсознания поднимет его на ноги.
Он должен был присмотреть за ней. Кто это еще сделает? Спутники, включая Бронстайна, были убеждены в безобидности пожирателей снега не меньше, чем Анне.
При этом не было никаких причин, чтобы доверять лисичкам. То, что можно было сказать в их пользу, можно было и интерпретировать совершенно по-другому. Пожалуй, они прекратили лучевую атаку, блокировали космический корабль всего пару часов. Но было ли это доказательством доброй воли? Это могло быть также указанием на ограниченное действие лучевого оружия. Возможно, его хватало лишь на то, чтобы парализовать жертву, но не убить ее.
С детства он постоянно приходил к выводу: Если при оценке неизвестного субъекта возникали сомнения, то было мудро, постоянно предположить самую неблаговидную цель. Так можно было застраховаться от сюрпризов и не рисковать собственным, тяжело заработанным статусом.
Теперь комендант разрешал даже ночное проникновение в горы! Далберг покачал головой. Непостижимо, что Бронстайн согласился с сумасшедшей идеей. Если лисички действительно были в состоянии передавать свои собственные зрительные образы Анне, тогда они были способны и запутать ее. Возможно, все это вообще было ловушкой. Анне говорила об ущелье, которое ей нужно было пройти незадолго до входа в долину. Если речь шла об узком ущелье, можно было запросто заблокировать танк. Парочки больших валунов хватило бы, чтобы отрезать им обратный путь.
Должен ли он протестировать против запланированной экскурсии? Он же мог сказать, что случайно услышал разговор. Но какие конкретные аргументы он мог привести? Бронстайн был не тем человеком, который позволит уговорить себя, ни ему, ни от Анне или Веккеру. Если он согласился с их намерениями, тогда лишь потому, что он согласно своей основной позиции, не хотел предполагать никаких фальшивых намерений, которые крылись за действиями лисичек.
Следовало поостеречься, сказал он — сразу же после первой встречи с лисичками — от переноса земных мерок оценки на другие обитаемые небесные тела. Инстинктивное человеческое недоверие, мания, чуять за всем неведомым что-то враждебное, в конце концов продукт самой человеческой истории, прежде всего тысячелетней классовой борьбы… Бронстайн забывал, что борьба не ограничивалась противопоставленными социальными слоями, а была универсальным принципом, который был заводной пружиной всякого развития. Почему все, что действовало повсюду во Вселенной, не могло действовать на спутнике Сатурна?
Впрочем, не было ли странным, что лисички сконцентрировались именно на самых слабых звеньях команды? Почему Анне, а теперь еще и Веккер принимали «зрительные образы», но не он, Бронстайн или Вестинг? Потому что Анне и геолог обладали большей степенью чувствительности? Смешно! Его, например, они дважды так бомбардировали такими же лучами, что он опрокидывался на месте; следовательно, его сравнительно стабильная нервная система не могла быть препятствием для их психических манипуляций. Они пытались слепить для себя безвольный инструмент, в этом было дело!
Насколько они уже взяли Анне под свой контроль? Следовала ли она еще вообще своим собственным побуждениям, или неосознанно выполняла то, что ей приказывали лисички?
Время вмешаться! Далберг напрягся. Он всегда гордился своей способностью бесстрастно анализировать вещи и процессы. Теперь он мог применить эту способность на пользу Анне и на пользу экспедиции.
Ему пришло на пользу то, что он сразу же после встречи с пожирателями снега подумал о том, как он мог бы встретить этих существ в случае реальной опасности, и для того, чтобы выяснить, в чем была их слабость, не понадобилось много проницательности. Они были созданиями из вещества, которое существовало в условиях экстремально низких температур. Один единственный тепловой шок рассеял бы их в газ и туман. Он не намеревался использовать самодельный, но меткий и высокоэффективный инфракрасный излучатель, пока для этого не было основательной причины. Но он и не будет долго раздумывать, эффективно отразит нападение.
Далберг надел свой скафандр и положил излучатель наготове в левый нагрудный карман. Он тщательно проверил состояние системы жизнеобеспечения, прежде чем надел ее на плечи.
Анне, Веккер и Бронстайн находились в шлюзовой камере. Тихое жужжание говорило о том, что мотор гусеничной машины уже был запущен, и торопил Далберга. Он на цыпочках прокрался мимо каюты Вестинга, открыл дверь, которая вела к в рабочие помещения, пробрался наощупь через медицинскую и геохимическую лабораторию и попал в реакторное помещение. Отсюда до кормовых двигателей вела трубообразная шахта меньше метра в высоту.
Далберг лег на живот, сложил руки и бесшумно пробирался вперед. В конце шахты он должен был пройти вакуумную камеру, затем он уже был у цели. Ему стоило больших усилий открыть аварийный люк. Он еще никогда прежде не открывались, и большие вентили, прижимавшие крышку люка к уплотнительным кольцам, заели. Упущения во время контрольного осмотра! — заметил Далберг. Он протиснулся в отверстие, выскочил на свободу и временно закрыл люк. Когда он вернется, он смажет вентили смазочным шприцем.
Прибыл танк. Без света прожекторов он проехал мимо кормы «Пацифики». Внутри кабины пилота тоже было почти темно, лишь индикаторы панели приборов распространяли приглушенный зеленый свет. За толстыми лобовыми стеклами можно было нечетко разобрать голову Анне. Она подперла руками подбородок
