Я кладу мобильник на тумбочку и выключаю свет. Завтра уже в семь надо вставать. Спокойной ночи, правда жизни…
ДЕНЬ ДВАДЦАТЫЙ ПЕРВЫЙ: 2 ИЮЛЯ 2009 ГОДА, ЧЕТВЕРГ
В девять утра у двери нашей кафедры толпится народ. Человек пятнадцать из группы ЭПЛ-1-07 уже есть, и вскоре должны подойти еще. Важно, что уже присутствуют такие персоны, как Фаткутдинова и Халитова. А самое главное, что на месте и приятель старосты – интеллигентного вида очкарик. Если уж она ему не отдала, то, значит, Донскова меня вчера просто спасла.
На моих глазах подходит Рената Жилязова и пристраивается позади основной массы собравшихся. Она покусывает губы и не выказывает никакой симпатии ко мне, как будто и не было вчерашнего смс-диалога. Едва я перевожу свой взгляд на нее, как она тут же отворачивается. Ладно, думаю. Жаль, конечно, что не перепихнулись, но по большому счету – хрен с тобой.
– Здравствуйте! – нестройным хором говорят мне все, за исключением секс-барби-гёрл.
– Здравствуйте, ребята! – с елейной интонацией отвечаю я им. – Ну, что: все хорошо подготовились к сегодняшнему дню?
Они кивают с дурацкими улыбками на лицах, из чего явственно следует, что они или готовились столь же по-дурацки, или не готовились вообще.
– Дорогие мои: поднимите, пожалуйста, быстренько ручки, как в первом классе, те, кто уже получил от старосты свое добро. То, что вы ей сдавали.
Студенты тупо переглядываются, явно не догадываясь, куда я клоню.
– Та-ак! – театрально протягиваю я. – Лес рук, как я посмотрю. Ну, что ж – это даже к лучшему. Не для вас, правда. Послушайте меня сейчас очень внимательно. Я довожу до вашего сведения то, что во вторник у меня с вашей старостой практически на том же самом месте, где мы сейчас с вами стоим, состоялся разговор. В ходе этого разговора я ей доходчиво объяснил, что у меня с Бочковым вышел конфликт. А конфликт случился из-за того, что…
Я терпеливо пересказываю почти слово в слово содержание своего разговора с Донсковой.
– Естественно, после такого ни о каком проставлении оценок вашим группам за ЭТО не могло идти и речи. Об этом я и сообщил вашей Элеоноре во вторник. А почему она вам до сих пор ничего не рассказала и, главное, не отдала – это уж спросите у нее сами. Если она захотела, пользуясь неопределенностью ситуации, прихватизировать ваши … ну, вы понимаете, – это одно. Если же она планировала сама договориться с Бочковым и добиться того, чтобы вам все-таки проставили, так сказать, «автоматом», это другое, но я к этому не хочу иметь ни малейшего отношения. В общем, выясняйте у нее сами. Но передайте ей, что если она мне сегодня попадется на глаза, я ее сам лично по стенке размажу. Всё.
Я разворачиваюсь, отхожу от впавшей в состояние ступора студенческой биомассы на несколько шагов назад, потом решаю вообще временно исчезнуть из поля зрения молодежи и с этой целью сворачиваю за угол. Наверняка большинство из них, не зная всех нюансов, осуждает меня. Но мне сейчас наплевать на весь окружающий мир – даже если он в полном составе будет утверждать, что мое решение «заложить» Бочкова было ошибкой. Этого упыря надо было вывести на чистую воду. В конце концов, если ты знаешь, что тебя пытаются развести, было бы ошибкой с точки зрения элементарной психологии делать вид, что веришь разводилам, и покорно соглашаться на их условия.
Я прохожу на кафедру, где мне Кейсана вручает «заботливо» оставленные для меня ведомости (видимо, Зинаида Максимовна, после того, как узнала от Бочкова, что я думаю по поводу мотивов ее интриг, не захотела, чтобы я лишний раз приходил в деканат, и поэтому отдала распоряжение принести их нашим лаборанткам). Жду положенные пятнадцать минут – ни Бочков, ни Трофимов так и не объявляются, но тем лучше. Вылезаю в коридор, окидываю взглядом собравшихся – вроде бы народ уже в сборе.
– Так! Судя по всему, сегодня у вас комиссии не будет, – объявляю я вперившейся в меня горящими глазами толпе. – Заходите по шесть человек!
Призыв адресован в основном стоящим рядом со мной девчонкам, среди которых и Миляуша Миннивалиева, и моя несостоявшаяся гёрл-френд Жилязова. Они тихо, как мыши, проходят на кафедру. Я указываю Миннивалиевой и еще одной приятной девчонке, фамилию которой не помню, на лучшие места, то бишь на те, которые лучше защищены от взглядов наших лаборанток. Впрочем, Кейсана с Яной заметили этот мой нехитрый маневр и ядовито улыбаются между собой.
– Девушка! – обращается Кейсана к той второй, фамилию которой я запамятовал. – Пересядьте, пожалуйста, вот сюда! – она показывает на стул, стоящий почти посередине комнаты и подпадающий под перекрестный обзор.
«Ты уже получила установку, да? Стремишься хорошо служить? Служи-служи, собачка. От этого никому из вас лучше не станет».
Мадемуазеля пересаживается, но тут же поднимается вновь, потому что я приглашаю всех тянуть билеты. Девицы подходят к моему столу, и по некоторым видно, как трясутся у них ручонки. Да уж – перспектива остаться на осень никого не может вдохновлять… Наконец, все оказываются на выбранных местах и при деле. Я прикрываю глаза, делая вид, что не замечаю шпаргалок, и откидываюсь на стуле до упора, закладывая руки за голову.
Так проходят десять минут или чуть больше. Кейсана поднимается с места и куда-то выходит, но немного погодя возвращается и говорит мне почти с порога:
– Игорь Владиславович, вам сказали принимать экзамен в присутствии комиссии…
– А где эта комиссия, хотелось бы знать? – нервозно откликаюсь я.
– В двести тринадцатой.
Я окидываю взглядом своих нимфеток:
– Ну, что? Вы слышали. Перебираемся.
Слава Богу, от искомого помещения нас отделяет метров пять-шесть, так что можно и переселиться. Я сгребаю все только что выложенное на стол в сумку, выхожу (почему-то – с легким сердцем) в хаос, бурлящий за стенами кафедры, и иду вслед за вышагивающими впереди меня шестью смелыми девицами, которые, как волнорез, расчищают мне путь среди двух почти не смешивающихся друг с другом толп, стоящих по разные стороны коридора. Некоторые из физиономий, что маячат по правую сторону от меня, кажутся мне знакомыми, но я не могу вспомнить, откуда я их знаю. Внезапно навстречу мне выплывает фигура Дженнифер Коннели заочного факультета, и у меня наступает прозрение. К счастью – без последствий:
– Айгуль! Это ваша группа сегодня сдает Трофимову? – говорю я, не здороваясь.
– Ага! – так же без приветствия отвечает мне староста ЗМП-1-08. – Вы можете помочь нам?
– К сожалению, нет. Вам лично я бы с удовольствием помог, но сейчас – извините.
– Ну, ладно! – кивает мне она с таким видом, что, мол, «другого я от вас и не ожидала». Впрочем, мне сейчас наплевать даже на столь нелестную реакцию этой по-киношному симпатичной особы. У меня лишь одна задача: не допустить, чтобы хотя бы кто-нибудь из моих подопечных остался на осень и превратился, таким образом, в объект возможной оперативной разработки со стороны Бочкова. С собственноручными признаниями о том, что сдавал деньги на мой экзамен и тому подобной хреновиной.
Я захожу в Д-213 и вижу довольно интересную картину. За двумя придвинутыми друг к другу преподавательскими столами, слева и справа соответственно, сидят Козёл и Свинья, то бишь Трофимов и Мандиева, – живая натура для съемок рекламы парочки «Твикс». Разделенные проходом парты, за исключением двух первых и двух последних рядов напротив Трофимова, забиты дрожащими от страха студентами, среди которых я теперь уже без труда узнаю балбесов из группы Айгуль. Я подхожу к первой парте справа, что ближе к сфере обзора Мандиевой (при всей моей неприязни к ней, Руслана в данный момент я ненавижу еще больше, и быть под его рентгеном мне сейчас не хочется абсолютно), оттесняю набросанные друг на друга куртки и неторопливо, с максимально доступным мне сейчас комфортом размещаюсь на занятом месте. Бросаю несколько коротких взглядов на главных представителей нашего кафедрального звернинца и, как бы сказал покойный Леонид Ильич, с чувством глубокого внутреннего удовлетворения отмечаю, что Трофимов, как каменный истукан, уткнулся в какую-то ничем не примечательную точку на столе, а у Мандиевой такой вид, будто она съела лимон без сахара, причем не один. Отлично!…
– Заходите сюда! – машу я своим заглядывающим в аудиторию старлеткам.
Они тихо, едва ли не на цыпочках, подходят ко мне, боязливо озираясь на Трофимова и особенно
