зарабатывать деньги и другим способом.
– Здравствуйте, Ира! – галантно раскланиваюсь я.
– Здрассте, – цедит она сквозь зубы.
– Давно не виделись!
– Угу…
– У вас сколько сейчас прогон одного листа стоит?
– Восемьдесят. Вон же написано – тычет она пальцем в приклеенный к стене лист, который я сразу не заметил.
– Ах, да! Ну, вы даете! Два года назад у вас было семьдесят, хотя у всех минимум рубль. А сейчас столько времени прошло, и у вас восемьдесят?
– У нас политика низких цен, – деловито отвечает мне она.
– Вижу! – смеюсь я. («О, если б вы знали, как наши маркетинговые ходы совпадают! У меня тоже была такая политика – до того, как пришел этот урод Бочков…»). – Ну, тогда я с удовольствием вручаю вам вот это… Только те страницы, где есть какие-нибудь отметки…
Я достаю из сумки паспорт и протягиваю их «мамзельке». «В одном экземпляре?» – спрашивает она. Я киваю, и пока эта «бледи» занимается порученным ей делом, разглядываю безжизненное стеклопластиковое пространство вокруг.
– А где ваши коллеги, Ира? Вас же тут минимум трое должно быть.
– Ушли на обед. Сегодня народу вообще нет потому что, – лениво отвечает она.
– Ясно… Как вы сами живете-то? – Я изображаю искреннюю улыбку. – Как ваша учеба продвигается?
– Ничё…
– А как объемы откатов преподавателям? Сильно выросли?
– Угу… – не балует она меня словоохотливостью.
– У вас же два года назад, вы говорили, четверка по истории тысячу четыреста стоила, да?
– Ага…
– Напрямую вроде бы?
– Да… Но он ваще всё спрашивал; слово в слово, как в лекции. Все даты там…
– А сколько сейчас у вас четверки в среднем стоят? Просто ради интереса?
– На шестьсот всё больше стало. В среднем…
«М-да… Живут же люди!… Обидно-то как! Ведь не нефте-химический, не какая-нибудь другая престижная контора, и такие расценки. А тут, блин, тысяча шестьсот пятьдесят за пятерку – уже личное оскорбление!…».
– Понятно. Тяжело, наверное, вам приходится? У вас здесь, я думаю, зарплату не шибко подняли?
– Не-а… А можно спросить – почему вы всё время насчет этого интересуетесь? – вылупляется она на меня своими зенками пираньи.
И тут я почему-то для себя решаю, что больше нет смысла скрываться. По крайней мере, от этой шалавы.
– Честно говоря, Ира, я и сам к этому причастен. У себя в институте, конечно.
Она внимательно смотрит на меня, протягивает ксерокопии вместе с паспортом и затем довольно неожиданно говорит:
– Да я уж в принципе давно это поняла…
– Ну, тем лучше. Значит, вы понимаете, что мне можно доверять. Шутка!
– Вы, наверное, за границу постоянно ездите, да? – продолжает сверлить она меня холодными, как тело медузы, зрачками.
– Да, бывает… – нагло вру я, с трудом сдерживая щекочущий изнутри смешок. – Но у вас-то с такими ценами, я думаю, тоже самое?
– Ага… С вас три двадцать!
Я начинаю рыться в кармане куртки, пытаясь рассчитаться без сдачи, одной мелочью, которая имеет свойство неприятно звенеть в кармане и думать о том, что она вот-вот вылетит на землю. Не обнаружив достаточного количества рублей и двушек, протягиваю ей червонец.
Она роется в ячейке кассы в поисках нужных монет и внезапно добавляет:
– Вот у моего парня, который меня сейчас водить учит, знакомый есть…
– …О! Вы скоро сдаете на права? – перебиваю я ее.
– Ага…
– У него хорошая машина, что ли?
– Десятка. Ну, вот, короче: у него знакомый есть, тоже учится у нас. Он хорошо контачит с одним преподом, который… – она останавливается, подбирая для меня более-менее деликатное выражение – тоже как бы этим занимается. И вот этот препод каждый год куда-нибудь обязательно ездит…
«Надо же, у меня обнаружился еще один собрат по разуму – точнее, по духу!»
– А что он ведёт, этот товарищ?
– Я не помню… Мой парень давно уж рассказывал про него.
– Знаете, что интересно, Ира? У вас при таких неслабых расценках, по-моему, еще ни одного громкого случая не было. По крайней мере, я не слышал.
– Вроде бы… Не сглазьте!
– Не сглажу. А вы не знаете, через кого лучше к вам устроить одного человечка? Это – дочь моей знакомой, она на вечернее или заочное будет поступать, но пока еще сама не знает, куда лучше, – закидываю я липовую приманку.
Она несколько секунд молчит, облизывая губы, по-видимому, размышляя, стоит ли выдавать тайну, или нет. Потом протягивает мне найденную мелочь, на что я мгновенно реагирую «Оставьте себе!», убирает их обратно в кассу и тихо, заговорщически, сообщает:
– Через Тамару Гавриловну можно.
– Это кто? – вопросительно поднимаю брови я.
– Есть такая… Она ларек свой держит у нас в институте. Водой, шоколадками всякими торгует…
– Буфет, что ли?
– Типа того, только свой личный. Вот она может помочь. Через нее, наверное, половина наших преподов работают… Отдаешь ей деньги; говоришь, что мне у такого-то надо такую-то оценку, и всё.
«Оп-па! Ну, и информация попёрла… Это я удачно зашёл!»
– Половина, говорите? А сколько процентов она берет за свои услуги?
– Не знаю…
«Хотя чего спрашивать? Наверняка пятьдесят, как и у нашего Рената…».
– Интересно… – не сдержавшись, выдаю реплику я.
И в этот момент помещение, в котором мы так мило беседуем, оглашается шумом и гамом – на контрасте с той камерной обстановкой, которая была здесь секунду назад, бьющим по ушам не хуже петарды. В дверь врываются сразу пять девчонок – по виду школьниц, но которые, как подсказывает мне интуиция, уже в этом году станут студентками.
– Ой, а у вас восемьдесят копеек, да? – заголосила одна из них, с растрепанными кудряшками черных волос и зеленоватого цвета глазами. – Клёво! Наташка, дай мне эти… Я на всех отксерю!
– Ну, вот видите, Ира! – говорю я с улыбкой своей интересной собеседнице. – А вы говорили – народу нет! Вообще мне все знакомые твердят, что, после того, как я к ним прихожу, у них торговля лучше идти начинает!
В ответ эта рыба только кивает, не проявляя никаких эмоций. «Хотя бы из вежливости могла бы улыбнуться!» – думаю я.
– Ну, ладно, Ира – спасибо вам большое. И за работу, и вообще! – я улыбаюсь еще шире. – Рад был вас увидеть. До свидания!
На этот раз ответом мне является не просто молчание, а молчание в кубе: эта едва справившая совершеннолетие шлюха просто неподвижно сканирует меня глазами, не удосуживаясь даже слегка мотнуть головой. Столпившиеся перед стойкой старлетки, как по команде, оборачиваются и смотрят на меня недоумевающим взглядом. И мне вдруг становится ясно, насколько сильно на самом деле ненавидит меня
