намечтавшись про свободу в тепле уютных кухонь, это устроила. А потому, что, сидя в своих НИИ, никогда нормально, в полную силу, не работали! Вспомни, как все, независимо от возраста, резво бросились разворовывать и делить постсоветское имущество! Ах да, простите, это называлось приватизацией. А кто же, позвольте узнать, был в первых рядах, этих бойцов за правое дело? Директора, парторги предприятий, председатели и агрономы колхозов, а также работники горкомов и комсомольские инструктора. Вот на этих примерах и росла молодежь, которую кинули в омут дикого, необузданного капитализма. Затем новые властители, их же силами посаженные на трон, раскололи общество на нужных и ненужных людей, в первую очередь списав стариков. Следующими на очереди будут молодые. Всё для того, чтобы самим удержаться у сытого корыта. Хотя теперь уже вряд ли так будет. Но к этому всё шло. А там, глядишь, уже и до истинных дерьмократических ценностей недалеко, как там у русских в пословице говорится: «Иван, не помнящий родства?» Именно так и было бы, если не эпидемия. Поэтому и возраст выживших такой — это просто результат борьбы с собственной тенью, только тень наносит ответные, весьма ощутимые удары.
— Чёрт с вами, бояре, я спорить не буду, есть вещи поважнее, — я отмахнулся от спорщиков. — Надо завтра ехать к воякам, говорить с ними про штурм Клиники — это раз. Надо готовиться в дорогу за семьёй — это два. Надо доехать до Клайпеды и узнать, что с родственниками Асты. Док, если мы их не найдём, то когда уедем — присмотришь за ней, она здесь останется.
— Конечно, Робби, я не отказываюсь от планов по устройству больнички, поэтому она будет здесь очень кстати. Завтра поеду в город, искать Сираздинова. А вы вдвоём на Украину доедете?
— У нас что, есть выбор? — я посмотрел на него. — Есть такое слово, Док, — «надо». Запомни — своих по жизни не бросаю!
А потом... Потом мы слегка расслабились. Народ мы малопьющий, но, видно, так карта легла, что засиделись. Оружие, от греха подальше, убрали в дом. Женщины сначала немного возмущались — мол, «нашли время», а потом, махнув рукой, отстали. Нам просто надо было расслабиться — слишком много боли внутри накопилось, за эти десять дней. Задремавший за столом Альгис проснулся, принес свою неизменную гармошку и часов в двенадцать ночи, хрипя басами и завиваясь дымкой, в звёздное, уже апрельское небо понеслось:
Роберт. 1 апреля, утро.
Утром смиренно выслушали женские подначки о наших певческих талантах и, получив по чашке сладкого горячего чая, начали собираться. Как и решили накануне — надо «налаживать связи с опчиством»; Док собрался в город, на поиски Лёшки Сираздинова, а мы с Айваром поехали наведаться к Миндаугасу и его бойцам. Лекарства — вещь необходимая, причем в условиях гибели производства эти вещи стали дороже золота. Если уговорим, то пять хорошо подготовленных бойцов — это, как говаривал один знакомый, «серьёзная заявка на победу». До Кармелавы доехали без приключений — группой, вместе с Доком. Затем, по извечной мужской привычке, мы повернули налево и, осторожно перевалив через поваленную сосну, поехали по лесной дороге к заброшенной ракетной базе. Кстати, она была построена еще в 1976 году, и в самом начале там стоял комплекс R-12 с четырьмя стартовыми площадками и шестью подземными ангарами для ракет. Позже эти ракеты были заменены на СС-20, которые и находились там до 1988 года. Когда начались игры в независимость, 58-я ракетная дивизия была расформирована, и база в 1990 году база опустела, правда, ненадолго. Быстро нашлись «предприимчивые» люди — разбирали оставленное имущество так, что пыль стояла столбом. Бетонные плиты дорог были аккуратно разобраны, краном погружены на машины и вывезены в неизвестном направлении. Когда степень разрушения по результатам сравнялась с ковровой бомбардировкой, в городок запустили военных. Расхитителей «социалистической собственности» разогнали, а попадавшиеся патрулям нарушители получали прикладом по рёбрам, «дабы впредь было неповадно». Собственно, это был готовый полигон, где и устраивали учения небольших груп. Армейцев выбрасывали километров за пятьдесят, откуда до ракетной базы они добирались на своих двоих, проводили учения и опять уходили по лесам, к месту ППД, в сторону Каунаса. Когда аэропорт начал расширяться, эту игрушку у военных отобрали, и городок начал зарастать лесом, служа пристанищем для расплодившихся в округе кабанов, косуль, бобров, а также нескольких бомжей, обживших небольшие караульные помещения. Теперь где-то в этих зарослях обосновался Миндаугас.
Мы выехали на опушку леса, остановились и вышли из машины. Перед нами расстилалось поле, с правой стороны виднелись какие-то будки аэродромной службы, а слева, почти на горизонте — небольшой хутор. Закинув Сайгу на спину, я вышел немного вперёд и, слегка подняв руки, остановился — чтобы сидящие в зарослях бойцы не пристрелили, приняв за очередного мародёра. Тишина. Глухая, какая бывает только в испорченном телевизоре, когда на экране мелькают перекошенные в крике лица, а ты сидишь и лихорадочно крутишь настройки в надежде поймать звук. Тихо, только с дерева сорвалась сорока, прочертя небо росчерком длинного хвоста. Я постоял несколько минут и, пожав плечами, мол «пойду, что ли» двинулся по дороге, идущей через поле.
Уже за сто метров от ворот мне стало не по себе. Местами дорога была сильно перекопана колёсами машинам, а Мингаудас не такой болван, чтобы с этой стороны на базу приезжать. По идее, должен был заходить с другой стороны — со стороны болота, куда вела узкая лесная дорога. Почти дошёл до ворот, когда краем глаза заметил несколько блеснувших на солнце гильз, рассыпанных по обочине дороги.
Потом мне просто не хватило воздуха... Я сидел у ворот, на обломке бетонного блока, и глотал воздух, который словно превратился в кисель, застревая внутри и перехватывая звуки. Здесь были все, включая жён и детей... Все бойцы с Миндаугасом во главе, застывшие в своём последнем рывке на опушке леса. Судя по всему, их плотно зажали в кольцо, а семьи не позволили пойти на прорыв. Им оставалось только драться — как умеют сражаться люди, которым некуда отступать. Девять не предавших присягу бойцов. Они могли спокойно жить, закрывшись на военной базе, но они выбрали то, к чему их готовили, — спасали людей в своём городе. То, что нападавшие были военными, не вызывало у меня никаких сомнений. Какой-нибудь обычной банде их было не взять — уровень подготовки не тот. Среди этих изуродованных тел, скрюченных в окопах, нашёл ещё один потерянный кусок своей прошлой жизни... Потом, когда, разглядев меня в бинокль, подъехал Айвар, глядя на эти изуродованные тела, посмотрел на него и тихо сказал:
— Видишь, как получилось... Доставай лопату...
Так они и легли, рядышком, как жили — и рядовые, и офицеры, и дети. Мы остервенело махали лопатой, что бы этим ребятам не было тесно в их братской могиле.
Роберт. 1 апреля, день.
Как смогли, — похоронили. В изголовье поставили крест, Айвар прочитал молитву, а я трижды выстрелил в небо, спугнув несколько ворон, сидевших неподалёку на деревьях. Привлечь чьё-нибудь внимание не боялся, даже желал этого. Как ни страшно это звучит, — мне было необходимо кого-нибудь
