Букенбай согласился, а сам отправился в набег. На обратном пути, в Каракумах, из- за бархана навстречу ему выскочил какой-то оборванец.
— Батыр Букенбай, не поменяешь ли добычу, взятую у врага, на мою суму? — Нищий преградил батыру дорогу. К ним тотчас подскакал Есет. Увидев жилистую, красную, что ветка таволги, руку незнакомца на гриве коня Букенбая, Есет почувствовал вдруг, что сердце его дрогнуло от доброго предчувствия. Разве решится простой смертный так схватиться за повод коня самого Букенбая — знаменитого батыра, почитаемого всеми казахами?!
— Буке, сколько раз лишались мы добычи! Пусть достанется бедному человеку! А он помолится за тебя, глядишь, аллах и услышит его молитву! — обратился Есет к своему другу и родственнику.
— Возьми, незнакомец! Бери все! Добыча — твоя! — Букенбай повернулся к своим джигитам. — Отдайте мою долю этому человеку. Всю! — Букенбай собрался было тронуться, однако нищий не сдвинулся с места.
— Батыр, я не милостыню у тебя прошу, а торгуюсь с тобой. Ты дал мне коней, которых я погоню перед собой, но дай мне и коня, на которого я сяду сам. Привяжи к моему седлу корджун, дай мне оружие. А то, не ровен час, выскочит какой-нибудь разбойник из-за холма да отнимет у меня твой щедрый дар! Пожалуй мне коня, на котором ты сидишь, привяжи корджун, который принадлежит тебе, отдай все оружие, что висит на тебе.
Батыр исполнил просьбу нищего, и тот вскочил на коня.
— Единственное богатство нищего в этом мире его сума. Не побрезгуй моим достоянием, прими мою старую суму. Ты отдал мне часть своего добра, я же отдаю тебе все, чем владею. То, что находится в моей суме, обрадует тебя больше, чем твоя вчерашняя добыча! Держи ее осторожно, не урони, не ударь ненароком, не уколи колючкой. Не заглядывай в нее, пока не доедешь во-о-он до того высокого бархана. Когда же заглянешь — тебе захочется поскорее добраться до дома и устроить великий пир. Пусть моим байгазы на твоем пиру будет добыча, которую ты мне щедро пожаловал, — возьми ее обратно. Я был нищий с потрепанной сумой. Дав мне коня и оружие, ты сделал меня человеком. Говорят, пища джигита и волка — в дороге. Добро себе я добуду теперь сам. Прощай! — нищий огрел коня плетью и скрылся.
Батыр заспешил к высокому бархану. Добрался до него, открыл суму, заглянул и... о, счастье! Посапывая носиком, в ней, словно в ханской юрте, лежал младенец. Несказанно обрадованные Букенбай и Есет объявили джигитам: «Завтра, по возвращении, будет великий той!»
Сердце Букенбая чуть не выскочило из груди от счастья. Однако, вернувшись домой, он обнаружил, что юрта его пуста, жены еще нет. Батыр послал гонца к ее сородичам. Тот застал женщину в слезах и горе:
— Как покажусь я на глаза батыру, о позор мне! Мой пухленький, мой сладкий младенец, которым я мечтала осчастливить батыра, умер, не прожив и недели!
...Никто не знал, какого рода и племени Тленши. Но похожи они были с Букенбаем как две капли воды. Одни мудрецы объясняли это так: «Э-э-э, Букенбай встретил не простого смертного. Навстречу ему под видом нищего пышел сам святой Хызыр Ильяс. Другие говорили иначе: «Жена Букенбая уехала рожать в родной свой аул неспроста. Подальше решила быть от сглаза. И там какой-то святой посоветовал ей отдать новорожденного нищему бродяге: «То, что дает Хызыр, недоступно для дурного языка. То, что держит нищий, — недоступно для дурного глаза. Но тайну эту он наказал ей не раскрывать ни одному человеку на свете. Даже мужу, с которым она делит ложе!» Где тут правда, где тут вымысел — никто не ведал, но то, что Букенбай готов броситься в огонь и в воду ради Тленши, — знали все. И все, кто уважал Букенбая, во всем потакали Тленши.
Мальчику сегодня исполнилось четыре года, и Букенбай впервые посадит своего любимца на коня. Тленши сожмет ногами бока породистого двухлетки, которого пожаловал ему сам хан Абулхаир. Букенбай и Абулхаир во время тоя подшучивали друг над другом.
— О аллах, оказывается, и тюре может расщедриться! — говорил батыр.
— Когда уверен, что копыта вернутся, ведя за собою еще и другие копыта, почему бы не расщедриться! - отвечал ему хан.
Два дня гостил Абулхаир в ауле Букенбая. Совещался с влиятельными людьми, приглашенными на той. Все поглядывали на хана, прикидывали про себя: «Не зря он сюда приехал. Наверное, опять намеревается отправиться в поход, но куда и когда?» Однако Абулхаир ни словом не обмолвился о походе.
Через два дня Букенбай и Есет отправились проводить хана. Свита поотстала, три всадника отъехали вперед и повели разговор наедине.
Абулхаир начал издалека, осторожно, но Букенбай сразу же смекнул, в чем дело, и решительно изрек:
— Да, нам хоть под горой, а затишья искать нужно! Есет согласно кивнул. Хан заговорил откровеннее:
— Если мы не дадим белому царю клятву, что принимаем подданство, он и разговаривать с нами не станет! Зачем ему союз с нами? — веско, с нажимом произнес Абулхаир,
— Ну, а эти, башкиры и калмыки, они — подданные русского царя или союзники? Как они сами думают? — после долгого раздумья разомкнул уста Букенбай.
— Подданные они, подданные!
— Аюке даже солдат просит у русского губернатора, если кто-то совершает набег на его земли, — добавил Есет.
Абулхаир вздохнул с облегчением: оба батыра все поняли и поддержали его. Потом перевел взгляд с одного на другого и спросил:
— А что скажет народ? Сумеем убедить?
Букенбай и Есет, отрицательно покачали головами.
— Может, вам разумнее поступить так: на совете аксакалов получить разрешение направить в Россию послов с предложением о союзе, а послу секретно поручить договориться о подданстве?
На том и порешили, ибо поступить иначе было нельзя...
Букенбай съездил к знакомым башкирам, потолковал с ними. Те донесли замысел казахов до уфимских правителей. На следующий год, весной, в ставке Абулхаира собрались представители всех родов Младшего жуза и соседних родов: уаков, кереев, кипчаков, аргынов.
Все пришли к единому мнению: «Если мы будем воевать с джунгарами в одиночку, войне той конца не будет. Надо просить помощи у русских, искать союза с ними». С этим и разъехались.
Той же весной к Абулхаиру пожаловал башкир Алдар-бай и увез с собой в Уфу казахское посольство.
Теперь русское посольство следует из Уфы в орду Абулхаир-хана.
В тайну по-прежнему посвящены только трое — Абулхаир-хан, Букенбай и Есет. Абулхаира мучает и то, что тайна эта существует, и то, что предводители родов непрерывно ездят друг к другу, держат советы, но к нему, словно сговорившись, даже глаз не кажут. Ни один не объявляется, хотя всем известно, что в ставке хана раскинули белую юрту для приема русского посольства.
Абулхаир все глаза проглядел в ожидании: едут или не едут, показались или не показались посланцы великой и огромной страны... Уже восемь дней прошло, как выехал навстречу им его сын Нурали. Наверное, недолго уже осталось ждать, теперь уже недолго.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ИСПЫТАНИЕ
У джигита в поисках удачи на душе хранится и уловка.
