Меланхолически прикинув, сколько он сегодня наживет, Алекс повеселел, солнце далекой Болгарии показалось ближе. «Все, – подумал он, – еще две недели полопачу и на море». В минуты радостного предчувствия всегда звучала в голове песня Smoke on the water неподражаемой группы Deep Purple, басовый запил вначале дал ритмичный ход ноге, и он открыл первую дверь в парадное.
Как только Гиллан спел первую фразу, Алекс ощутил на своей шее железные пальцы с грязными ногтями, понял, что это наезд, и попытался стряхнуть шакала, но за второй дверью его уже ждали.
Он слышал о них, но не видел, это были братья Черепановы – их звали так за то, что они работали кувалдой, разбивая головы не желавшим расставаться с «бабосами» – так в Питере ласково называют то, что в Москве брезгливо называют «бабки» и «бабло».
Он узнал по руке, упершей ему в лоб ствол, что парни из «синих», не спортсмены из Института Лесгафта, разгружающие «фиников» от лишней одежды и денег, наколка на руке с перстнями не оставляла надежд. Получив по башке пушкой, Алекс потерял сознание.
Очнулся он под лестницей, над ним стояли два Черепанова, в руках у них блестели сталью два штык- ножа, их размер показывал, что на каждый штык можно надеть по три Алекса, считать варианты смысла не было, его повели в квартиру, где состоялся следующий акт их пьесы, видимо, с трагическим финалом. Навязчивая музыка «Реквиема» стучала в голове у Алекса, он начал прощаться с этим светом, не подготовив на том приличных условий.
На хате его посадили на стул в кухне и сковали руки под собственными коленями – поза совсем некомфортная, но выбирать не пришлось, началась беседа.
Первый Череп:
– Ну что, сучок, ты нам не нужен, дай пятьсот тонн – и ты свободен как птица!
Алекс не сразу понял размер предполагаемой суммы, таких денег на руках в Питере еще тогда не было, у него в металлической коробке от печенья были все личные сбережения тридцать восемь тысяч долларов, пять тысяч бундесовых марок и десятка финских, и все, какие пол-лимона?
Алекс постарался ответить вежливо и убедительно:
– Таких денег, бродяги, у меня нет и сроду не было.
Второй Череп взял из-под телефона том «Желтые страницы» и резко ударил по черепу башки Алекса для прояснения мозга – получилось. Алекс на минуту потерял сознание, а когда очнулся, увидел на газовой плите металлическую плошку, в которой кипятят шприцы для инъекций.
Пиздец! Наверное, это «сыворотка правды», дурь или другая херня, по большому счету ему было все равно: внутривенные инъекции он не переносил в любом виде, терял сознание. Польза от этой особенности организма была: он никогда не смог сесть на иглу, иногда мог попыхтеть, но на иглу – никогда.
Разлепив глаза, он сказал разбитыми губами, глядя на бурлящие пузырьки:
– Меня нельзя колоть.
– Ни хуя себе! – сказал Первый Череп. – Не таких фраеров кололи и тебя, гондона, сделаем в лучшем виде.
– Нет! Вы не поняли, мне шприц в вену нельзя, я вырублюсь!
Молодой отморозок с отъехавшими мозгами повторил удар «Желтыми страницами», пока Алекс пытался договорить об особенностях своего организма.
Руки под коленками затекли, ноги онемели, в мозгу Алекса летали версии чудесного спасения, но он даже не мог заорать, ломануть в окно, пятый этаж питерского дома-колодца не давал ни одного шанса, вода в плошке булькала в апогее, надо было что-то делать.
Алекс сказал:
– Я поеду с вами без укола, покажу тайник, все отдам! Без базара!
– Не сцы! Это снотворное! Сразу не сдохнешь! Сделаем укол и поедем потрошить!
Он знал, что сначала заберут «бабосы», а потом Черепановы распотрошат его в два штыка, его покажут в «Шестьсот секунд» некрасивого и мертвого, стало очень жалко себя.
Булькала плошка, пузырьки лопались в мозгу Алекса, он смотрел на плошку, не отрывая глаз.
Почему-то вспомнился верхний бар гостиницы «Виру» в Таллине, где он зажигал юношей в год Олимпиады, на регате он срубил тогда первые доллары, разгрузив команду Нигерии по академической гребле, обменял их доллары на рубли по курсу один к одному.
Он сидел с красивой девушкой из местного подразделения жриц искрометных телодвижений под комитетской крышей и радовался жизни, группа пьяных лабусов что-то сказали в его сторону, намекая, что его женщина что-то сосет, он был молод и горд и не желал, чтобы какие-то лабусы своими грязными рылами пиздели, он встал, они тоже встали, и начался бой. В первом раунде Алекс изящно навалял им приличных звездюлей, но когда один из них наварил ему стулом по башке и его вынесли на балкон, чтобы предать земле, ему уже не стало весело. Спасибо проститутке, успевшей шепнуть своим кураторам из спецчасти, они его спасли, а вот теперь, наверное, никто не поможет, и тут в дверь позвонили.
– Кто это? – спросил Первый Череп.
– Я не знаю, – искренне ответил Алекс.
Ему отомкнули наручники и повели к железной двери, умышленно сделанной без глазка для конспирации: были случаи, когда через глазок валили людей.
– Говори, – сказал Череп, – и без глупостей! – И ткнул при этом больно пушкой в бок.
– Кто там? – хрипло сказал Алекс.
– Это Коля.
– Какой Коля?
– Ну, Коля! Алекс! Открывай! Не выебывайся!
– Что за Коля? – прошипел Череп.
– Я не знаю, какой Коля! – шепотом ответил Алекс.
Черепа переглянулись, оттолкнули Алекса, резко открыли дверь, и птичка Коля, получив по лбу пушкой, оказалась в клетке.
Пока Коля лежал кулем в коридоре, Алекса вернули на место, не забыв надеть ставшие уже родными наручники.
Колю отволокли в комнату, запаковали, воткнули в рот пару носков, которые Алекс не стирал, надевал новые, а старые бросал в шкаф, вот они и пригодились.
Колю Алекс, конечно, знал, он даже обрадовался сперва, что он пришел. Коля – мастер спорта, боксер – рулил группой студентов Института физической культуры имени Лесгафта, которые, собравшись в стаю, рубили финнов с одного удара и снимали с них все. Алекс часто видел пьяных финнов, бегающих по Невскому в одних трусах в поисках ментов.
Он надеялся, что стопятидесятикилограммовый Коля зашибет Черепов, но уже и реакция была не та, да и кулак против пушки не канает.
Коля лежал на своем животе, как дохлая рыба на автомобильной шине от «МАЗа», и на его загривке лопалась кожа, от невозможности держать столько жирного мяса.
В Колиных карманах нашлось пятьсот долларов, на шее нашлась килограммовая цепь, а на руке перстень с черным бриллиантом.
– Неплохо! – сказали братья Черепановы и начали консультироваться с Алексом по поводу неожиданно нажитого имущества: почем доллары, сколько стоит грамм голды и сколько потянет перстень?
Алекс понял: пока он будет говорить со своими новыми учениками о золотовалютных резервах, то еще поживет, и он стал неторопливо посвящать пацанов в историю вопроса.
Вода булькала, шприц позвякивал, и этот звуковой фон давал дополнительную энергию выступающему перед ними Алексу.
В дверь опять позвонили, Коля очнулся и замычал, Черепа наморщили лобики, Алекс стал понимать, что три трупа даже для них перебор, смертную казнь тогда еще не отменили, и шанс выжить замаячил, как окно в зимний вечер в маминой квартире.
Его опять подвели к двери, и все повторилось снова.
На этот раз за дверью была Катя, шлюха из «Прибалтийской», приехавшая сдавать все, что насосала у пьяных «фиников» за воскресенье, девушка она была замечательная, с хорошим языком, аспирантка института Герцена, золотая медалистка спецшколы на Васильевском острове, рабочее имя у нее было Келли, ее фирменным знаком был секс с золотой медалью на голое тело, она любила «Амаретто ди минето» и еще
