это привлекало и примиряло электорат.
Начальник по линии производственной уесть его не мог, но и терпеть рядом человека, считающего тебя червяком, тоже радости мало. Однако за него был главный идеолог, он твердо сказал начальнику:
– Не тронь его, найдешь лучше – съешь его, а пока не тронь.
Задумал как-то Сергеев на своего червяка-начальника поймать более крупную рыбу из правящей партии, а заодно и начальника извести в процессе эволюции-революции: рыба его съест, а ему за это ничего не будет, и гармония наступит, и справедливость восторжествует.
Был грех у червя: баб он очень любил, а они ему не давали даже за деньги – они им брезговали, противный он был, скользкий, ну, в общем, гад ползучий.
Жена у червя жабой болотной была. Поначалу червь ее целовал, все надеялся, что прекрасной царевной станет, ни хера не вышло, а папа ее червяку в компенсацию дело отдал. Покрутился червь, поерзал, да и успокоился: ну жаба, зато скачет как! Для червя это тоже не хухры-мухры, да и любая царевна через пару лет тоже жабой стать может при неправильной эксплуатации. Папа жабы сказал ему:
– Понимаю, с ней не жарко, но ты давай поаккуратнее, не обижай ее, по-тихому гуляй, не позорь фамилию.
Червь усвоил, папу послушал и не наглел, гадил по-маленькому с подчиненными, у которых проблемы были с квартирой или регистрацией, держал всегда таких пару жертв. Но рабская любовь не грела, хотелось что-то возвышенное и длинноногое, оно сидело в приемной и не давало уже два года из рациональных соображений: дашь ему – толку никакого, потом уволит из угрызений совести, или жена-дура проследит и кислотой в рожу жахнет. «Не будите зверя», – написано в инструкции для умных.
Референт была девушкой около сорока, вполне еще боеспособной, и ей нравился Сергеев, романа у них не было, но пару раз они оказывались в пикантном положении, что дружбе не мешало, наоборот, скрепляло взаимную симпатию и доверие.
В отличие от червя у Сергеева все было наоборот: он был милый, теплый, пьющий и нежный. С ним случай произошел, когда выборы делали в Омске: девушка по вызову на следующий день к нему пришла бесплатно и духи принесла, за свои блядские деньги купленные, подарила со слезами и слова сказала: «Спасибо, дядя, вы мне глаза открыли, я в школу пойду, буду детям рассказывать, как прекрасен этот мир, не зря же я в университете училась. А деньги не главное, говорят, скоро учителя для страны важнее проституток будут».
Сергеев гордился своим нравственным подвигом. «Если каждый спасет хотя бы одну душу, какая страна может получиться!» – так думал он, принимаясь за свой дьявольский план.
У референтки была мечта: купить себе квартиру. Она давно уже в Москве жила, но не копила – все старалась кого-нибудь запутать, но мужики попадались крепкие: телефон, трусы, ну в крайнем случае сумку купят, а квартиру не хотели, считали, что это затянет в пучину отношений, ведь жалко же потрахаться пару раз, а потом жалеть всю жизнь свою недвижимость.
Референтка устала уже в поисках инвестора, да и годы брали свое: ну еще год, ну два, а потом что? Молодое поколение наступает, так и на обочине оказаться можно.
Сергеев рассудил все верно, был у него человечек в Думе, обязанный ему: когда-то он его с двумя судимостями и недостаточным образованием к власти привел и до сих пор должок за ним остался.
Человечек искал помощника, Сергеев свою пассию рекомендовал, но условие поставил: она пойдет только за квартиру. Договорились, что со следующего созыва она приступит, а пока станет смертельным оружием, чтобы червяка завалить.
Пригласил он референтку в ресторан дорогой, накормил на убой – она дорогие рестораны любила, все меню заказывала, аппетит у нее был хороший: и рыбу, и мясо, и морепродукты – все любила, на десерт и диджестив место всегда оставалось, ела впрок до следующей оказии. Потом в караоке ее повел, петь она любила, особенно Пугачеву: «Не отрекаются любя» – всегда аплодисменты срывала у знатоков.
Только после этого он поведал ей, чего хочет от нее по сценарию.
Девушка она была тертая, все попробовала в жизни: и женщин, и кокаин, так что задание ее не удивило. Сергеев хотел, чтобы она обоих супругов – жабу и червя – соблазнила, а Сергеев на обломках их семейной жизни их под орех разделал. Она слегка чуть покуражилась для виду, но квартира есть квартира, тут и поступиться принципами можно, даже если они есть.
На следующий день червяк не верил своим глазам: его секретарша, его неспетая песня стала дарить ему такие многозначащие взгляды, что он решил, что «девочка созрела» – так пелось в одной модной песенке непонятно про кого.
С другой стороны, жаба стала двадцать раз на дню получать эсэмэс с цитатами из Земфиры от неизвестного абонента.
Жаба давно заглядывалась на женщин, надеясь, что после червя, единственного из мужчин, позарившихся на нее, девушки оценят ее нежность и прохладу. Ей казалось, что она так и не стала прекрасной, потому что ей достался не тот поцелуй.
Оба супруга параллельно начали забег с препятствиями за обладание секретаршей, жаба дарила ювелирку, червяк забрасывал цветами и конвертами с купюрами, схватка ползучих гадов продолжалась.
Сергеев наблюдал и режиссировал накал страстей, к пятнице наступила развязка. Он дал команду назначить двойное свидание, жаба решила принять жертвоприношение секретарши в своей постели, где свет и зеркала показывали ее в лучшем виде, начальник же запланировал загородный пансионат с ночным продолжением, все ждали пятницы.
В конце рабочего дня смертельное оружие Сергеева отпросилось у начальника на маникюр, чтобы предстать перед ним во всей красе. Он даже вспотел, представляя ее лакированные когти на своей жирной спине, и отпустил ее, урча от страсти неземной.
Жаба тоже времени не теряла, последнее эсэмэс от секретарши заставило ее скакать по дому, текст сокровенный гласил: «Еду, хочу, не могу».
Она понимала, что это плагиат, но слова любви цитировать не грех.
Жаба ждала, в колонках у нее играла песня про трещинки певицы З., и она собиралась их заполнить без остатка, такого с ней еще не было. В юности надувал ее когда-то учитель по вокалу, она даже чуть не лопнула, но папа пресек эти упражнения, а теперь папы нет и можно запеть своим голосом.
Секретарша ехала к жабе, в машине звучала песня про трещинки, и ее слегка передергивало от предстоящего, но ощущение обещанного бонуса согревало – за такую цену она бы и с собакой согласилась, а тут какая-то жаба, всего-то делов.
Дверь в преисподнюю открыла симпатичная жабка лет пятидесяти, в костюме дога из черного латекса. Она улыбнулась во всю пасть, язык был длинный, но клыков не было. «Ну, слава Богу, – подумала референтка, – обойдемся без экстрима».
В комнате, освещенной только канделябрами, было душно, жаба наставила огромное количество лилий и орхидей: лилии символизировали болото, где она пребывала, а орхидеи – будущее, где она собиралась оказаться.
«Бухнуть надо бы», – подумала секретарша и налила себе подряд два бокала шампусика. Пока она пила, жаба принесла шикарную коробку с чем-то красивым – оказалось, купальник. Из вежливости пришлось примерить тут же, на глазах добросовестного приобретателя. Жабка расцвела и полезла целоваться, ей очень уже хотелось стать прекрасной, но время еще не наступило.
Допив из горла последние брызги шампанского, жертва насилия захотела спеть любимую песню «Не отрекаются любя…».
В это время Сергеев послал возбужденному червяку жесткое сообщение: «Не приду, крайние обстоятельства».
Червяк из плоского стал круглым, надулся и стал звонить себе домой, чтобы посетовать супруге, что все кругом бляди, кроме нее.
Трубку долго не брали, потом томный голос жабы недовольно ответил, что она спала, голос референтки, до боли знакомый, пел «Не отрекаются любя…».
Червяк положил трубку, он все понял…
Шекспир, Ромео и Джульетта, или Логистика по-русски
