скептицизма Юма применить не в философии, а в литературе. Всегда найдутся поклонники и защитники нигилизма и релятивизма. Но Стерн, безусловно, сделался основоположником того, что, в конце концов, стало главным клише двадцатого столетия — романов о том, как писать роман.
Интересно отметить, что автор вне своего любимого дела не имел никакого отношения к релятивизму, как, безусловно, требовала от него его собственная доктрина. Когда речь заходила о его политических убеждениях, релятивизм резко заканчивался.
Его персонаж доктор Слоп (за основу был взят исторический деятель — доктор Джон Бёртон) подтверждает, что автор изливает всю свою злобу на якобитов и их движение. Неожиданно вся релятивистская точка зрения на мир вылетает в широко распахнутое окно, и мы узнаем: движение якобитов является явным злом, а власть «вигов» — ганноверцев — протестантов — безусловное добро. Но каким образом это согласуется с общей точкой зрения на мир в «Тристраме Шенди», никак не объясняется.
Для исследователя Семилетней войны в «Тристраме Шенди» интересно то, что Стерн уделяет огромное внимание военным вопросам. Помимо Парсона Йорика (в романе он представляет своего рода продолжение самого Стерна), автор с большим сочувствием говорит о другом персонаже — капитане Тоби Шенди (дядюшке Тоби). Это ветеран войны, получивший ранение в пах во время кампании в Европе, он фанатично предан военной истории и осадному искусству.
Большую часть наиболее часто цитируемых фраз из романа он вкладывает в уста дядюшки Тоби.
«Наши солдаты бранились на чем свет стоит во Фландрии, — вскричал мой дядюшка Тоби, — но не слышал ничего похожего на это».
«Хотел бы я, — промолвил мой дядюшка Тоби, — чтобы вы посмотрели, какие огромные армии были у нас во Фландрии!»
Предполагается, что Тоби сражался в войнах против Людовика XIV в период с 1689 г. до 1697 г. и с 1702 г. до 1713 г. В романе часто упоминаются сражения при Штейркирке и Намюре, а также военные кампании Мальборо во время Войны за испанское наследство, закончившейся в 1713 г. Утрехтским договором.
Для демонстрации эрудиции Тоби в военной науке Стерн приводит все самые знаменитые имена, известные в теории войн с 1650 по 1750 гг. — за целую сотню лет.
Эти имена давно покрылись туманом времени, но были хорошо известны образованной аудитории в 1759 г.: Мароли, де Вилл, ван Кохорн, Скитер, Депаган, Блондель и прежде всего маршал Вобан — самый знаменитый из всех военных инженеров до времени написания романа. Его работа по постепенной атаке крепостей и фортификациям появилась в начале 1740-х гг.
Более того, Стерн любил вставлять в текст непонятные слова и технические термины, относящиеся к наступательным и оборонительным операциям во время осад: редан, скат, параллель, передний скат бруствера, стрелковая ступень, горнверк, бастион, полубастион, сапы, эполменты, тенали, двойные тенали, равелин, равелин в форме полумесяца, контрэскарп, контрстража, дымовые завесы, габионы, кюветы, баллиста, теребра (приспособление для пробуравливания), скорпион, выход за передний край обороны, падереро, полукульверина…
Во время Семилетней войны осада крепостей и фортификации сыграли свою роль. Но, как правило, это были проблемы главных воюющих сторон. Как объясняет дядюшка Тоби у Стерна, присутствие британской армии на континенте всегда воспринималось обеими сторонами как необычное и даже исключительное событие. Ведь Королевский Флот воспринимался как армия островного королевства. К тому же, существовала естественная тенденция отправлять войска скорее в колонии, чем на европейские театры военных действий.
Но были и такие времена, когда предпочитаемой системы выплаты субсидий союзнику, базирующемуся на материке, было недостаточно. Союзник требовал фактического присутствия на полях сражений английских солдат — «красных мундиров». К 1759 г. в Семилетней войне в этом возникла необходимость. Но британская армия по многим своим параметрам устарела. Поэтому генералам пришлось учиться новым техникам, впервые введенным прусским королем Фридрихом Великим, включая движение в ногу.
Фридрих хотел быть хозяином ведения войны, а не просто слугой, детерминистически ограниченным факторами логистики, топографии, климата и даже общественного строя. В связи с тем, что численность населения Пруссия была ограниченной, максимально возможная численность ее армии составляла около 154 000 человек.
Фридрих был вынужден беречь свои ресурсы и избегать больших потерь. Помогали идеи об осаде крепостей, разработанные Вобаном. У него подчеркивалась возможность капитуляции после определенного периода сопротивления, а также постепенная атака крепостей без штурмов.
К этому Фридрих добавил дезорганизацию линий коммуникаций и быстрое перемещение, а также (по возможности) — исключение сражений. Правда, он был намного больше готов рисковать всем в одном сражении на поле боя, чем множество его современников. Решительные сражения, как правило, приводили к пирровой победе. Это показали триумфы Мальборо. Потери у него составляли 20–25 процентов.
В определенной степени большие потери объяснялись тем, что медицина находилась на примитивном уровне. Ведь один из трех раненых в бою умирал от заражения крови и других не смертельных (на бумаге) ранений.
Большие потери Фридриха при Лейтене и Россбахе в 1757 г. положили конец его ранней серии успехов, а к 1759 г. повернули ход войны против него.
Фридрих оказал влияние на многих своей системой строгой дисциплины. Говорилось, что цель заключалась в том, чтобы заставить солдат бояться собственных капралов больше, чем противника. Но имелись и иные черты: понимание значимости логистики, продовольственного снабжения и надежных линий коммуникаций, отвращение к осадам крепостей. Особое значение (и в этом случае можно с уверенностью определить влияние философов) Фридрих придавал здравому рассудку — руководящему принципу в военной науке.
Но, тем не менее, можно утверждать: реальной детерминантой у Фридриха была технология, а не человеческий фактор. Вероятно, самой важной революцией в ведении войн в восемнадцатом столетии стало повышение роли пехоты и артиллерии, а также относительный упадок кавалерии. Кремневые мушкеты и граненые штыки постепенно вытеснили пики и мушкеты с фитильным замком еще во время Войны за испанское наследство.
Следующее усовершенствование пехоты было связано с тем, что Фридрих возродил дисциплину на марше, принятую в древнем мире, и заменил маневрирование разомкнутыми колоннами на быстрые и скоординированные передвижения под музыкальное сопровождение флейт и барабанов. Прусский подход, скопированный британской армией во время Семилетней войны, заключался в том, чтобы подчеркнуть увеличенную огневую мощь. В военных академиях и офицерских столовых обсуждали преимущества развернутого строя по сравнению с колонной. Полагали, что развернутый строй (три шеренги локоть к локтю) позволит довести до максимума мушкетный огонь и превосходит французскую колонну, более благоприятную для штыкового боя, чем для огневых средств.
По мнению французов, штык намного превосходил мушкет, к которому он был примкнут. Штык длиной в двадцать один дюйм наносил колотые зияющие раны, на которые невозможно наложить швы. Тот, кто выживал от подобных ран, обычно умирал от инфекции. По иронии судьбы, это полная противоположность ролей перечисленного оружия в Войне за испанское наследство. Тогда именно французы рассчитывали на мушкетный огонь, а Мальборо и Евгений Савойский — на холодную сталь штыков.
Поэтому британская армия, направленная на войну в Европу, как было принято, шла в бой колоннами, которые перестраивались в двухшереножный строй плечом к плечу. Третья шеренга восполняла пехотинцев, убитых огнем противника. Войска, подходя к неприятелю на расстояние от двадцати до тридцати ярдов, сначала делали один или два залпа, а затем шли в штыковую атаку.
Идея заключалась в том, чтобы вызвать шок у противника, делая опустошительные выстрелы с малого расстояния, за которыми следовала штыковая атака. Так как каждый защитник прицеливал свое
