оружие в солдата, находившегося непосредственно перед ним, британцы пользовались преимуществом незащищенного участка под левой рукой, которую поднимали и протягивали вперед, чтобы поддержать ствол ружья. Каждый британский солдат был обучен менять оружие в последний момент и в координированном внезапном движении вонзать свой штык в сердце или в левую часть живота противника. Легенда гласит, что именно так армия «Мясника» Камберленда выиграла битву при Куллодене, хотя на самом-то деле такой прием сыграл самую незначительную роль в победе над Драммосси Муром в тот день. Важнее то, что этот прием применяли перед тем, как войска сомкнут строй. Цель британской армии заключалась в обеспечении непрерывного залпового заградительного огня, когда взводы стреляли в разное время вдоль всей шеренги. Эти взводы находились в составе обычной структуры полка — батальона — роты: батальон, состоящий из десяти рот, делился на восемнадцать взводов или «огневых подразделений», ответственных за три выстрела. Такого было достаточно, чтобы вести постоянный огонь по противнику.
На практике не удавалось достичь ни сомкнутых шеренг, изображенных на батальных картинах, ни хореографии на парадных плацах. Ведь дисциплина на войне постоянно подчинялась человеческому инстинкту самосохранения. Реалии полей сражений — это независимое ведение огня. Такое отклонение от ортодоксальности стало еще более заметным, когда британские солдаты («красные мундиры») смогли освободиться от требований, предъявляемых немецкими главнокомандующими — например, Фердинандом Брауншвейгским, вышколенным в традициях Фридриха. Следовательно, в 1759 г. война в Северной Америке стала менее структурированной и традиционной, чем сражения в Германии.
Средний темп огня из мушкета составлял два или три залпа в минуту. Процесс ускоряли с помощью металлических шомполов, заменивших старые деревянные, а также вставки запалов и заряжание при помощи одной и той же плотной бумаги для патронных гильз. Вставка запалов и зарядка представляли собой четырехэтапный процесс. Но ударные войска могли заряжать оружие и стрелять каждые пятнадцать секунд.
Основной метод заключался в том, чтобы прицелить оружие в противника в надежде, что на поле сражения, где скопилась огромная толпа солдат, массовый залп найдет свою цель по закону простой вероятности. Точность и надежность были почти невозможны для мушкетов восемнадцатого века, ведь цепная реакция установки кремня, образования искры и поджигания пороха часто не могла пожечь заряд в стволе. Сам же ствол не был идеально прямым.
На расстоянии более пятидесяти ярдов мушкет оказался плохим оружием, зато на более короткой дистанции он был смертельно опасным. Это было оружие с медленной скорострельностью. Поэтому энергия сферических круглых мушкетных пуль быстро уменьшалась в зависимости от расстояния. Тщательно прицеленный залп с короткой дистанции приводил к летальному исходу, чего не случалось при огне с большого расстояния. Если стреляли издалека, то была вероятность не убить, а только ранить противника. И наоборот, при стрельбе с малой дальности тяжелые свинцовые шарообразные мушкетные пули наносили страшные травмы.
Поля сражений восемнадцатого века представляли ужасающую арену кровавой бойни, по которой бегали солдаты, лишившиеся глаз, носов и других частей тела, оторванных мушкетными шаровидными пулями.
В восемнадцатом веке для солдат были предусмотрены и ружья с максимальной дальностью стрельбы, составлявшей 300–400 ярдов против 80-100 ярдов для мушкета. Это было связано с тем, что внутри канала ствола ружья находился спиральный паз, заставляющий пулю вращаться и лететь по более спрямленной траектории. Но так как на зарядку ружья уходило больше времени, к тому же, у него не имелось штыка, оно не стало стандартным огнестрельным средством для пехоте.
Ружье больше подходило в качестве оружия снайпера либо для дальнобойной работы в лесах Северной Америки. Для зарядки ружья требовалось больше времени, поскольку порох приходилось отмерять из рожка. Для мушкетов порох был измерен заранее, он находился в бумажных гильзах. А круглую пулю, завернутую в лоскут ткани, приходилось с силой проталкивать в узкий ствол. Туда же быстро забивали остатки пороха. Ствол требовал чистки после каждых пяти или шести выстрелов. Более того, мушкет оказывался полезным в сражениях на открытом поле боя. Его более тяжелая свинцовая круглая пуля могла остановить человека на бегу, она обычно оставалась внутри тела, вызывая страшные травмы тканей и органов, пока не теряла темп продвижения. С другой стороны, ружейная пуля, обладающая меньшим размером, проходила через тело.
Франция допустила фатальную ошибку в Семилетней войне, посвятив большую часть своей энергии континентальной войне. Эта война велась в основном от имени Марии Терезии Австрийской. Французы не смогли сосредоточиться на ключевых районах, где решалась борьба с Британией за мировое господство: на Северной Америке, Вест-Индии и Ост-Индии. Самая разумная британская политика на континенте должна была ограничиться военными действиями на периферии на суше. Так это и происходило в ходе наполеоновских войн до 1814 г.
Подобного варианта развития событий для Британии в Семилетней войне не произошло из-за ее ахиллесовой пяты — Ганновера. Для новой элиты после 1688 г., посадившей на британский трон в 1714 г. курфюрста Ганноверского, в течение сотни лет после этого события самыми близкими оказались интересы на континенте. Очевидный факт заключался в том, что с точки зрения британских интересов Георг II как король Англии и курфюрст Ганноверский, оказался помехой. Можно даже сказать, что история появления противоречивого закона об ополчении от 1757 г. стало следствием навязчивой идеи Георга, связанной с Ганновером.
В 1756 г., в связи с угрозой вторжения Франции, в Англию спешно ввели войска Гессена и Ганновера. Но как только эта угроза была ликвидирована, войска отправили обратно в Германию для защиты Ганновера. Образовавшуюся брешь должно было заполнить вновь сформированное ополчение. Противоречивое отношение британцев к ополчению выражалось в том, что они воспринимали ганноверские войска подобно собаке на сене: хотя прибытие в 1756 г. было встречено негодованием, но так отреагировали и на их отбытие.
Начиная с 1757 г. британские войска присоединились к своим ганноверским союзникам в так называемой «армии наблюдения» на западе Германии. В начале апреля того же года любимый сын Георга И, герцог Камберленд, был назначен командующим вооруженными силами, несмотря на его отвратительное поведение в сражениях против французских военных асов, маршалов Сакса и Ловендаля, в Войне за австрийское наследство.
После поражения французами при Гастенбаке 26 июля 1757 г., в сентябре того года Камберленд подписал унизительную конвенцию в Клостер-Зебене, молчаливо соглашаясь на оккупацию французами Ганновера. Это событие позорило и французского, и британского командующих. Георг II аннулировал договор, резко отчитал любимого сына и приказал ему уйти в отставку. «Мясник» впал в немилость. Французского командующего герцога Ришелье обвинили в том, что он предоставил Камберленду слишком мягкие условия. Вскоре после этого герцога отозвали со службы и отправили в изгнание в собственное поместье.
Пытаясь оправдать свои континентальные усилия, Георг II приступил к поискам замены дискредитированного Камберленда. Он остановил свой выбор на принце Фердинанде Брауншвейгском, сводном брате прусского короля Фридриха. Это был человек средних лет и ничем не примечательной наружности, ростом всего в пять футов шесть дюймов, с лицом, изъеденным оспинами. Фердинанд считался профессиональным солдатом с великолепной репутацией, офицерский чин он получил в прусской армии.
Новый командующий обладал большой силой воли и выносливостью, а также способностями к импровизациям.
Фердинанд принял назначение на пост командующего в ноябре 1757 г., предъявив строгое требование, что ему следует предоставить прямой доступ к Георгу II, а также военные, дисциплинарные, административные и финансовые властные полномочия. Название англо-германских вооруженных сил изменили на следующее: «Армия его британского величества под командованием его светлости Фердинанда, принца Брауншвейгского и Люнебургского».
Фердинанд сразу же проявил себя первоклассным администратором. Он несоизмеримо улучшил снабжение, вооружение, питание, денежное жалование, даже усовершенствовал полевые госпитали. Подражая Генриху V у Шекспира и предвосхищая Наполеона, он ввел в обычай сборы своих войск вокруг
