Ему не хотелось никого видеть. Вот если бы рассказать все это маме или папе…
Но папа не выздоровел окончательно, и мама все еще была возле него в Барнауле. Посылала телеграммы, писала письма. Обещала, что скоро они с папой вернутся в Москву. Скорей бы только… Эх, плохо жить одному!
С яростью щелкнув ключом, Антон вошел в свою комнату. Ластясь и мурлыча, ступая мягко, словно на цыпочках, следом за ним пробрался кот Котикс. Антон плотно прикрыл дверь. Пусть хоть Котикс побудет в комнате, а то ведь словечком перемолвиться не с кем.
В комнате был, прямо сказать, беспорядок. Появись здесь мама или папа, не погладили бы они Антона по головке. А если бы сюда заглянула соседка… Ого! Тут разговоров не оберешься лет сто!
И Котикс глядел на Антона с укоризной.
С дружелюбной, правда, укоризной, но все-таки…
«Ну и пусть! — хмуро подумал Антон. — Не до уборки сейчас. Плевать, что и постель не прибрана, что ворох грязной посуды, а пол не метен, может, с самого маминого отъезда. На все теперь плевать!»
Кот чуть прищурил плутоватые глаза, фыркнул: «А меня и подавно это не касается. По полу я все равно расхаживать не собираюсь».
Антон сбросил с себя пальто. Даже не повесил, а швырнул на стул. Сам уселся на диван и пригорюнился: плохи твои дела, Антон Черных! Очень, очень плохи у тебя дела.
Котикс вспрыгнул Антону на колени и потерся об его руку. Заглянул в лицо: «Что приуныл, парень?»
«Есть от чего, — подумал, как бы отвечая Котиксу, Антон и почесал ему за ухом. — У тебя случись такое, и ты бы повесил нос».
Котикс зажмурился и даже перестал мурлыкать. Значит, понял, каково у Антона на душе.
Ну ладно, ну, получи он двойку за дело. А то ведь ни за что ни про что. А главное, Сережка Ястребцев… Трус он, вот и все! Знает ведь, что с двойкой лопнуло у его товарища соревнование!.. И все- таки, дрянь, промолчал!
Антон изо всех сил хватил кулаком по дивану. Котикс вздрогнул и посмотрел опасливо.
А сегодняшний день у Антона начался как обычно. Пожалуй, даже лучше обычного.
Он сварил себе на завтрак отличную манную кашу. Удивительную кашу! Вот мама говорила, что кашу надо обязательно варить на молоке, а есть ее надо с маслом. А он сварил на простой воде и только сахару туда насыпал.
И вышла каша первый сорт. Даже вроде бы с маслом и с молоком на вкус. А у него давно нет ни того, ни другого — с тех пор как деньги подошли к концу, он стал их осторожно тратить.
И вот утром, съев перед школой глубокую тарелку превосходнейшей каши, Антон решил, что масло и молоко вообще для каш не обязательны. Умеючи надо варить — вот в чем собака зарыта!
Когда из Барнаула приедут мама и папа, он им покажет, как люди умеют хозяйничать. Сварит кашу вроде сегодняшней, тогда они увидят, какой он молодец!
В такое хорошее утро разве могло прийти в голову, что черт знает из-за чего он сегодня схватит двойку? Этот мяч, обыкновенный теннисный, довольно потертый, Антон сунул себе в портфель перед тем, как бежать в школу. Зачем? Просто мяч попался на глаза, взял его и сунул!
А на большой перемене, когда он и Сережка Ястребцев остались дежурными в классе и взялись за уборку, Сережка вдруг увидел этот мяч.
Схватил его:
«Дай, а?»
«Бери, — сказал Антон, — не жалко!»
Сережка обрадовался — вся серьезность с него сразу слетела. Забыл про уборку и давай баловаться мячом, подбрасывать его до потолка.
«Думаешь, таким отсюда можно в тот скворечник садануть?» — спросил он у Антона, кивнув на дерево за окном.
Антон, протиравший в это время мокрой тряпкой доску, посмотрел туда, куда показывал Ястребцев. Чуть пожав плечом, ответил:
«Смотря как кинуть. Я попаду, ты — вряд ли».
Сережка посмотрел на Антона.
Подкидывая мяч одной рукой, ловя другой, он кислым голосом спросил:
«Почему это я не попаду?»
Был Сережка маленького роста, щупленький и всегда с аккуратным пробором. И брови у него были волосок к волоску, какие-то уж очень аккуратно приглаженные. Учился он, правда, здорово, на сплошные пятерки.
«А потому что меткости не хватит».
«А у тебя хватит?»
«А у меня хватит».
«Хвастун ты!»
«Не хвастун, а сумею, если надо будет залепить мячом в скворечник».
«Вот захочу и я попаду! Смогу. Не хуже тебя!»
«Брось дурить, давай помогай прибираться…»
Но Сережка не унимался. Был он и упрям и самолюбив. Как это: он, Сергей Ястребцев, первый ученик в классе, да не сможет?
«Сейчас увидишь, — сказал он, влезая на парту. — Как кину через форточку, сразу — бац в скворечник».
Антон прикрикнул:
«Говорят тебе — кончай петрушку! Стекло можно расколотить. Не понимаешь, что ли?»
«Смотри», — сказал Ястребцев и нацелился мячом на открытую форточку.
«Брось, говорю! Скоро звонок».
Но Ястребцев уже ничего слушать не хотел. Он размахнулся, кинул мяч…
Раздался пронзительный треск, и осколки, звеня, посыпались по всему классу.
Да не одно стекло, а оба разлетелись вдребезги. Мяч пробил окно насквозь и упал где-то далеко, может быть, даже за пределами школьного двора.
В класс ворвался уличный холод, а Сережка Ястребцев стал белее бумаги. Антон, хоть и не был виноват, тоже испугался.
«Я же говорил…» — начал он.
«Ты говорил, что не смогу…»— побелевшими губами прошептал Ястребцев. Глаза у него были испуганными. Видно, что здорово струсил. И он тотчас шепотом стал умолять Антона, чтобы тот его не выдавал.
«Дурак! — крикнул Антон. Потом, помолчав, со злостью добавил: — Уж ладно, не скажу».
Тут большая перемена окончилась, и в класс ватагой ворвались ребята.
Кто-то воскликнул:
«Ух, проветрено как…»
«С ума сошли — холодище напустили!»
Но заметив разбитое окно, ребята притихли.
«Вот это да! — раздался чей-то голос. — Кто же постарался?»
«Кто разбил окно?» — входя вслед за учениками, спросила Евгения Львовна, классный руководитель пятого «Б».
Ребята молчали. Но взгляды всех устремились на обоих дежурных — Ястребцева и Черных. И те оба тоже молчали, хотя по их лицам нетрудно было догадаться, что к этому делу причастны они оба.
«Так кто из вас разбил окно?» — повторила вопрос Евгения Львовна.
Антон Черных повел плечами и сказал, что он не разбивал. То же самое заявил и Сережа Ястребцев. И сколько она их ни спрашивала, они оба уклонялись от ответа. Каждый из них твердил, что не виноват.
«Но ведь само оно разбиться не могло?» — возмутилась наконец Евгения Львовна.
