несправедливым. Когда она вырастет и будет учительницей (а это было решено окончательно и бесповоротно еще первого сентября!), она ни в коем случае не станет тратить красные чернила на двойки и колы. Вот еще! Для этих отметок вполне годятся черные чернила. А уж красные пусть будут для четверок и пятерок. Ну в крайнем случае, можно ставить ими тройки…
Потом в этот день у них было рисование на свободную тему. Не сговариваясь, она и Костя нарисовали большой бассейн и как они в этом бассейне плавают. Всем ребятам понравилось. И учителю рисования тоже. Потом был урок, который называется «Обучение грамоте». На этом уроке Вера Павловна сперва прочитала им стихотворение Пушкина. Стихотворение было про осень. Очень подходящее для таких пасмурных дней. Оно начиналось так:
А потом к ним в класс пришла пионервожатая Люба. Стала разделять всех ребят на «звездочки». Ведь теперь весь их класс, все до одного, были не просто первоклассники, а уже октябрята. И вот Марину Голубеву выбрали вожатой «звездочки», она стала вроде бы командиром «звездочки». Теперь она должна отвечать за всех октябрят, которые в ее «звездочке»: и чтобы они учились хорошо, и чтобы были вежливыми, и чтобы были аккуратными, и даже чтобы были здоровыми… Ведь октябрята обязательно должны быть здоровыми ребятами, так сказано в октябрятских правилах!
И только когда у них в первом классе окончились занятия и наступило время идти домой, Марина вспомнила о поручении Зои Ивановны. Не сама вспомнила, Костя ей напомнил.
У Маринки дух занялся. Такой она почувствовала себя виноватой! Побледнев, она сказала Косте:
— Подожди меня в раздевалке, вместе пойдем домой, — и стремглав помчалась в коридор, где были пятые классы.
Но вот беда: все двери классов плотно заперты, всюду шли уроки. А разве войдешь в класс, когда урок?
И вдруг, к своей большой радости, Марина увидела, что дверь пятого «Б», именно того класса, где учится Антон, была полуоткрыта. Значит, можно заглянуть туда.
Маринка так и сделала: заглянула в класс. Там почему-то было пусто и холодно. Ребят — никого. Только две девочки прибирались, сметали с подоконника осколки стекла, подметали пол. Сперва Маринка внимания не обратила на разбитое окно, А девочки между тем громко переговаривались!
— Как это их угораздило?
— Главное — не признаются!
— А вставить-то такое стекло… Ужас!
— Может, и завтра занятий не будет.
Только тогда Марина увидела и поняла, что оконное стекло в классе разбито вдребезги.
— Ой-я! — не удержавшись, воскликнула она.
Девочки ее заметили.
— Тебе чего? — спросила одна.
— Мне — Черных Антона, — ответила Маринка.
Девочки как-то странно переглянулись. Одна сказала:
— Черных у директора, Ястребцев тоже.
Другая прибавила:
— Только не вздумай идти туда!
Марина ничего не ответила, но про себя подумала: разве она маленькая? Не понимает, что ли? Кто же без спроса входит в кабинет директора! Однако побежала на второй этаж, где находилась дверь с надписью «Директор».
И как раз в тот самый момент, когда она поравнялась с дверью, дверь отворилась и вышли Антон и с ним другой мальчик, а следом за ними сам директор школы Степан Степанович.
Все трое остановились возле дверей, и директор сказал мальчикам:
— Сейчас ступайте домой. Хорошенько подумайте над моими словами. Особенно ты…
Это он сказал уже Антону.
Мальчики стояли пасмурные, повеся голову, молчали. Директор посмотрел на одного, на другого и ушел обратно к себе в кабинет. А мальчики побрели по коридору к лестнице.
Они шли рядом, но отворачивались один от другого. Будто были они не товарищами, не одноклассниками, не пионерами одного отряда, а людьми, неприятными друг другу, которые даже неохотно идут рядом.
Маринка ничего этого, конечно, не уразумела. Она просто была очень рада, что сможет выполнить свое поручение.
— Антон! — с веселым оживлением крикнула она, догоняя их.
Антон не обернулся. Он шагал быстро, высоко и даже гордо вскинув голову. А тот, второй мальчик, фамилия которого была Ястребцев, наоборот, шел понурясь.
— Антон, остановись! — опять крикнула Марина.
И снова Антон не обернулся. Он точно торопился от кого-то скрыться — такие у него были быстрые шаги.
Но Маринка все же его догнала. Даже схватила за локоть.
— Чего ты не откликаешься? — начала она доверчиво. — Кричишь, кричишь ему, а он…
Тогда Антон обернулся и взглянул на Маринку. Взглянул почти с ненавистью. Бледный. Нижняя губа прикушена. Сквозь зубы бросил ей:
— Отцепишься ты от меня наконец?
Да, так ей и сказал!
И, сердито отбросив Маринкину руку, побежал от нее вниз, стуча каблуками и перепрыгивая сразу через две-три ступеньки…
А Маринка осталась стоять. Растерянная. Обиженная.
Совесть товарища
А в раздевалке, когда Антон сдернул с вешалки свое пальто и начал навертывать на шею шарф, к нему подошел Костя Великанов. Костя сперва поправил сбившиеся набок очки, потом спросил, как всегда, медлительно и чуть заикаясь:
— Т-тебе Голубева говорила?
Антон круто повернулся к нему спиной. Все в нем бушевало после сегодняшней истории с окном. А тут еще эта мелкота дурацкая, эти первоклашки! Прилипли — не отдерешь.
Нахлобучив шапку, с рюкзаком в руке, Антон молча направился к выходу. Но Костя не отставал. Он погнался за Антоном. У двери начал опять свое:
— Если Голубева тебе еще не говорила…
Тут Антон взорвался:
— Убирайся ты ко всем чертям! А то как дам!
И, хлопнув дверью, выскочил на крыльцо.
Костя так и остолбенел с разинутым ртом.
Антон же по привычке шагнул с крыльца в сторону Ленинградского проспекта. Но сам себя одернул: какой теперь бассейн? Нет, уже туда он не ходок! С двойкой?
Домой, домой… И больше никуда!
Он был рад, что на кухне его не встретила своим обычным ворчанием соседка Людмила Васильевна.
