секунды, и бросилась к темному проходу по ту сторону бассейна. Влетев в него, она со всего маху ударилась лбом об очередную металлическую лестницу. У нее из глаз посыпались искры, но Мэгги на ощупь полезла вверх, не давая себе ни мгновения передышки.
И она была вознаграждена — когда лестница кончилась, в глаза Мэгги неожиданно брызнул солнечный свет. Она оказалась в небольшой каменной пещерке, которая выходила на узенькую, но довольно оживленную улочку. Прямо напротив выхода из пещеры, на той стороне улицы, размещалась католическая миссия. Мэгги, все еще щурясь после темноты, в изумлении смотрела на монаха в коричневой рясе, подпоясанного белой бечевкой, который вышел из дверей и как ни в чем не бывало, не обращая на нее никакого внимания, двинулся вдоль по улице.
«Господи, да ведь я никак очутилась на виа Долороза…» — мелькнуло у нее в голове.
Перед ней, насколько хватало глаз, тянулся знаменитый Скорбный путь — дорога, по которой Иисус нес свой крест на Голгофу…
Мэгги, шатаясь, вышла из пещеры и тяжело привалилась спиной к нагретому солнцем камню. На какое-то мгновение ей вновь вспомнились давнишние уроки по истории веры, преподававшиеся в дублинской монастырской школе для девочек…
Но миг снизошедшего на нее благоговения оказался слишком краток. Она вдруг почувствовала, как на ее руке повыше предплечья сомкнулись чьи-то сильные и грубые пальцы, и в следующую секунду ее резко дернули назад, во тьму.
ГЛАВА 54
Ее держали так крепко, что казалось, будто это не человеческие руки, а щупы робота, повинующиеся воле электрического привода. Она захотела крикнуть, но вместо этого поперхнулась, почувствовав, как ей в рот запихнули какую-то тряпку. При этом те, кто схватил ее, хранили полное молчание. Она лишь слышала, как преследователи тяжело дышат после погони.
Мэгги отчаянно мычала и лягалась, чувствуя, как ее тащат куда-то и как удаляется от нее шум улицы. Поначалу перед глазами у нее все плыло и она ничего не могла разглядеть, но потом увидела, как надвигается чья-то тень, и изо всех сил лягнула ее. Мимо…
Тем временем тот, что стоял сзади, скручивал ее руки за спиной упаковочным скотчем. Такой нечего и думать разорвать — его можно разрезать лишь остро заточенным ножом. Да и то не без труда. Мэгги вновь попыталась вытолкнуть изо рта кляп, но лишь подавилась им и еле сдержала сильнейший позыв к рвоте.
Сердце бешено колотилось в груди, лицо налилось кровью, ей было нечем дышать…
Тот, что находился у нее за спиной, закончил свою работу и вышел вперед. У обоих лица были закрыты масками, и Мэгги видела лишь глаза: у того, что повыше, темные и неподвижные, ничего не выражающие, словно ему смертельно надоело гоняться за жертвами, связывать. Мэгги перевела глаза на его сообщника и натолкнулась… на похотливый взгляд садиста.
Она узнала эти зеленые глаза, и ей стало плохо, когда она все поняла. Это был тот самый человек, который напал на нее в переулке у арабского базара. Сейчас он приблизился к ней, чтобы завязать глаза черной тряпкой, она почувствовала на своем лице его дыхание и… узнала даже его. Это он тогда дышал ей в ухо… Это его рука касалась ее тела…
Она попалась ему вторично. И теперь Мэгги поняла, что ей пришел конец.
Ей завязали глаза и тут же грубо толкнули в спину. Она, то и дело спотыкаясь, двинулась в ту сторону, куда ее повели. Спустя несколько минут она не увидела, но почувствовала, что каменные стены вокруг нее раздвинулись, а по лицу скользнул теплый луч солнца. Они вышли наружу, но не в том месте, где она выбежала из туннелей в первый раз.
Один из бандитов крепко взял ее за руку, давая знак остановиться. Где-то вдалеке она услышала голоса людей и детский смех. Ее тюремщики переговаривались шепотом. Мэгги изо всех сил напрягала слух, но не могла различить ни одного слова. Затем ее вновь толкнули в спину, вынуждая идти, а еще через минуту на Мэгги обрушился шум оживленной улицы — гудки машин, людской гомон, шарканье десятков ног.
Как странно… Неужели ее отпустили? Неужели не собирались топить в одной из тех туннельных луж? Но как же так… Это противоречило логике, согласно которой Мэгги уже давно надо было распрощаться с жизнью…
Та же грубая рука вновь схватила ее за руку, а другая вдруг начала давить на затылок. Мэгги вновь испугалась и растерялась. Чего они от нее хотят, черт возьми?.. Она уперлась, не желая падать, чего, очевидно, добивался от нее тот, что давил всей пятерней ей на голову. Наконец ему, видимо, надоело бороться, и она услышала, как он шепнул ей в самое ухо:
— В машину…
Ей все стало понятно. Ее хотят всего лишь посадить в машину и куда-то увезти. Мэгги перестала сопротивляться и поздравила себя с маленькой победой. Как ни крути, а она вынудила их заговорить. А это уже что-то! Ведь они до сих пор молчали и ничего ей не объясняли. Они не хотели с ней говорить, но она их заставила. Пусть это был всего лишь приказ — лиха беда начало! Им пришлось заговорить с ней, чтобы она добровольно села в машину. А это уже, как ни крути, называется переговорами. Ты мне — я тебе. Вы говорите со мной — я сажусь в машину. И пусть руки у нее связаны, во рту кляп, а на глазах повязка…
В машине, помимо нее, было еще как минимум четверо: водитель, еще один рядом с ним и двое по бокам от нее. Собственно, они втроем еле втиснулись на заднее сиденье. Их колени плотно соприкасались с ее коленями. И как только Мэгги подумала, что среди них есть тот, кто тогда лапал ее в подворотне, она почувствовала новый позыв к рвоте и едва справилась с собой.
Машина тронулась с места. Мэгги потеряла счет времени и не могла сказать, сколько они находились в пути. Лишь время от времени слышала, как шофер давил на гудок, призывая освободить ему дорогу.
Наконец машина замедлила ход и остановилась. Она услышала, как со стороны шофера открылось окошко и почти тут же закрылось. Очевидно, они проехали какой-то пропускной пункт, где ему пришлось показать свои права или удостоверение личности. Куда ее привезли?.. И кто эти люди?..
Машина вновь тронулась с места, и Мэгги почувствовала, что дорога пошла вниз под уклон, а через минуту шум улицы остался позади и они как будто оказались в закрытом помещении. Очевидно, это подземная автостоянка. У нее ни с того ни с сего вдруг разыгралось воображение и нарисовало страшную картину: полицейское оцепление и два окровавленных трупа: Ури и… ее.
Машина вновь остановилась, и шофер заглушил мотор. Задняя дверца открылась; тот, что был справа от нее, выбрался наружу, а тот, что слева, стал ее выталкивать. Мэгги на этот раз не артачилась. Она и рада была выбраться из тесного пространства машины, в которой давно уже нечем было дышать.
Ее ввели в какую-то дверь, потом помогли подняться по лестнице, втолкнули, очевидно, в какое-то помещение и отпустили.
— Отлично, начинайте.
Мэгги настолько не была готова услышать английскую речь, что даже не обратила внимания на сам голос, который произнес эти два слова. Кроме того, что это был мужской голос. Какое это произношение? Израильское? Арабское? Мэгги вдруг поняла, что так эти слова мог произнести любой: хоть еврей, хоть араб, хоть чистокровный американец…
А спустя несколько секунд она наконец поняла, что этот человек имел ввиду, когда сказал «начинайте». Ее принялись обыскивать. Чужие крепкие руки заскользили по ее одежде, не пропуская ни одной складочки. Кто-то присел и стал лапать ее за ноги. Мэгги вся напряглась, боясь пошевелиться, и лишь молила, чтобы это унижение побыстрее закончилось.
«Ищут табличку… вот идиоты».
Они вынули у нее из кармана мобильный телефон и кошелек…
В последний раз с ней происходило нечто подобное на блокпосту повстанцев в Конго. Тогда она страшно переживала — вдруг боевики узнают, что она американский дипломат, и арестуют ее. Но теперь-то
