благодарен Леониду и, ретроспективно, искренне поражаюсь его долготерпению!
ЗАПОЙ
С тех пор у меня начался беспробудный запой учением и поэзией Руми. Я беру его с собой везде – в спальню, на работу, в туалет, в очередь к дантисту, в самолёт, в отпуск. Несколько раз я пытался бросить, активно побуждаемый женой, но нарки, алкаши, табачники, шахматисты, педофилы, графоманы и прочий маргинальный сброд, читающий этот текст, поймут, это оказалось выше моих сил. После пары дней воздержания резко портится настроение, проявляются тоска, несдержанность и неоправданная агрессивность.
Вот мнение самого Руми о поэзии:
'Клянусь Аллахом, я никогда не питал к поэзии никакой склонности и, по-моему, нет худшего занятия, чем она'.
Но медитация над поэзией Руми лечит и освежает мне душу, как миллионам людей до меня, на протяжении уже более 750 лет. Руми оставил ОГРОМНОЕ наследие, намного больше, чем, например, Шейкспир или Пушкин. Он начал писать стихи в зрелом возрасте – 37 лет (Пушкин в этом возрасте погиб), но творил всю долгую жизнь до 66 лет, сохраняя удивительную продуктивность.
Поэтические книги Руми состоят из двух больших частей:
1. 'Диван Шамса Тебризи' (Собрание Трудов Шамса из Тебриза, кратко - Диван).
В Диване 44,282 (!) строки и три раздела:
- Газельят - 3,229 од или газелей состоящих из 34,662 строк;
- Тарджийат - 44 поэмы, состоящих из 2 или более газелей, общим числом 1,698 строк.
- Рубайат - 1983 кватрена или рубая, общим числом 7932 строки.
Важно отметить, что Диван создавался параллельно с Меснави в последние 15 лет жизни Руми.
2. 'Мeснави-йи Mанави' (Двустишия и пояснение скрытого смысла, кратко - 'Меснави').
Шесть книг из 25,000 стихов (!), написаных в дидактической манере. В отличие от Дивана, подобранного из мало связанных между собой сюжетов, Меснави считаются последовательной работой, в которой важен порядок следования стихов.
Великий Джами назвал Мeснави 'Кораном на персидском языке', их изучению посвящены академии, расположенные от границ Китая до границ Испании, и функционирующие со средневековья до наших дней.
То, что написал о любви Пушкин, я пережил в возрасте Пушкина. Более того, я долго придерживался воспринятой в детстве глупой догмы, что 'любовь – детская забава'. Уже перед самой смертью Пушкин написал 'Любви все возрасты покорны.' Но, к сожалению, он не смог развить эту тему – в России поэты умирают молодыми.
Я считаю, что творчество Руми заполняет духовную лакуну, имеющуюся в русской поэзии. Руми – это поэт, который развил тему любви зрелого ума и зрелого духа. Руми даёт голос поколению тех, у кого седина в бороде, а в ребре – не только пресловутый бес, но и вера, смятение и вечные поиски Бога. Такого поэта нет в русской литературе. Тютчев вообще поэт средней руки и близко не подошел к уровню Руми, исписавшись и душевно устав намного ранее.
Но главная особенность Руми в том, что он прежде всего – теолог и вероучитель. Не религиозный наставник, а вероучитель, и разница эта очень существенна, недаром Руми так охотно цитируют священники, раввины, буддисты, а не только муллы. Но Руми не только теолог, он ещё и философ и учёный-энциклопедист, универсальный гений. Некоторые из его стихов, совершенно непонятные его современникам, понимаются нами совершенно иначе. Например, 'ЛОКОН'
Я был там в первый день творенья.
Предметы не носили имена,
И не было на 'ты' и 'я' деленья,
И смерть ещё не знали времена.
Я видел зарожденье мира
Из локона Возлюбленной моей,
Созданья возникали из эфира ...
Исчез лишь локон ...
мы исчезли с Ней.
И комментаторы сегодня гадают, знал ли Руми о ДНК и генетике.
Или вот такое, 'Дух и Интеллект'
Философ - интеллекта раб.
Раб духа - правит как джигит.
На интеллекте он сидит,
Kак принц. Гарцует как араб!
Запомни, дух - твое зерно.
А интеллект, как та мякина,
Сыта которой лишь скотина.
Лелей зерно - взрастет оно!
Ишак тоскует по мякине,
Книжонки интеллект чернит ...
Дух проникает, как магнит,
Грядущее он видит ныне.
Дух интеллекту - интеллект.
Весь мир пронизывает пламя,
Не знающими тьмы лучами.
Реальность порождает свет.
Не знает этот свет контраста,
Ни черноты, ни белизны ...
Он хладен, будто свет Луны,
Душе и сердцу виден ясно.
И комментаторы опять гадают, знал ли Руми о радиоактивности, нейтрино и прочей физике. Ничего подобного мировая поэзия не знает. Но любопытно, как эта братия гадала об этом стихе 200 лет назад, до возникновения современной физики? У Руми поэтому прочная репутация 'тёмного поэта'.
Светская массовая литература появилась в России только в Век Просвещения, одновременно с религиозным скептицизмом и вольтерьянством. Поэтому Россия не знала эпохи массовой высокой светской литературы, полностью проникнутой верой. Светская литература в старой России тоже была, но она не выходила за рамки знаменитого 'Домостроя', оставаясь утилитарной. Лубок да сказки – всё, что мог читать грамотный русский человек помимо Писаний, Псалтыря, Житий, Деяний и Сказаний. Руми заполняет и эту лакуну.
Рифмование Руми для меня сродни формулировке теоремы или решению шахматной миниатюры, при этом мне доставляют удовольствие много вещей, например, передача многосложности оригинала при сохранении лаконичности его формы и четкой формулы коана, которыми Руми любит заканчивать поэмы.
И поэзия – форма медитации.
Об этом хорошо сказал Иосиф Бродский в нобелевской лекции:
И хотя я себя поэтом не считаю, но подсел, похоже, крепко.
КАК Я РИФМУЮ РУМИ
РОСТ В ШИРИНУ - САМИЗДАТ
Велимир Хлебников, 'Творения', 1908.
Вначале я просто открывал книжку Тираспольского, выхватывал оттуда коротенького тараканчика – четырёхстрочный рубай и отправлялся с ним по своим рутинным делам. Тараканчик сам буровил мне мозги и когда он пробивал себе канал мне в душу, я садился где попало и записывал результат на осьмушке, взятой из стопки, любезно выданной мне работодателем для писания записочек блондинкам-сотрудницам.
Но потом все маленькие тараканчики кончились (книжка тоненькая), а на большие у меня вначале рука не поднималась. Да и голова тоже. Их невозможно запомнить, надо иметь при себе исходный текст. И информации в них так много, что думать отрывочно было трудно, а выделять большие куски времени было неоткуда. Понадобилась какая-то система.
На помощь опять пришёл Леонид Тираспольский, рассказавший мне о Журнале Самиздат (СИ) при Библиотеке Мошкова, где любой графоман может создать себе раздел и выкладывать продукцию. А редактировать её можно было как из дома, так и с работы, в 'свободное время'. Удобство заключалось в том, что не надо было таскать с собой книжку или бумажки. Сел дома за комп, набил подстрочник и рихмуй его потом хоть с работы, из интернет-кафе в Париже, аэропорта в Мексике или курорта в Доминиканской Республике до посинения.
Создал я в СИ раздел, выложил свои поделки и вдруг начал получать положительные комментарии, причем не только от простых графоманов, как я сам, а от писателей и поэтов,
