проделав ровное отверстие в фюзеляже, с глухим ударом застряла в бортовом радиопередатчике.
— Стреляют! — проговорил Куба, и в голосе его не было ни тени волнения. Вертолет сделал еще круг, набирая высоту. Мы услышали, как еще несколько пуль пробили обшивку. Я схватил автомат.
— Поднимайтесь выше, Куба! — крикнул я и, высунувшись в иллюминатор, дал очередь в направлении к земле. Вертолет закачался — отчетливо прозвучала автоматная очередь.
— Мартин! — позвал Куба. Я хоть и стрелял, услышал его слабый голос и обернулся к нему. Вертолет бешено бросало из стороны в сторону.
— Куба! Куба! — закричал я. Он обернулся ко мне, и я увидел, что лицо его залито кровью.
— Пустяки, — отмахнулся он и окровавленными руками вновь ухватился за штурвал. — Пустяки… Перевяжите мне лоб, пожалуйста, — добавил он с поразительным спокойствием, — а то я ничего не вижу.
Я отложил автомат. Теперь мы шли уже над лесом и были вне опасности, далеко от пылающей живарии. Я обтер платком лоб Кубе, поискал рану… Она оказалась в волосах у самого лба.
— Нет, ничего страшного, — сказал я с облегчением, — всего лишь царапина. Какой-нибудь пластиковый осколок, отскочил от обшивки. — Пустяки, Куба, — повторил я. Странно, но в этот момент мне почему-то захотелось смеяться.
— Да, только щиплет, — недовольно проворчал он. Я перевязал ему голову платком и спросил:
— Больно?
Куба взглянул на меня. Он был бледен и обливался потом, но постарался улыбнуться:
— Нет, не больно. Только щиплет… Протрите мне вот этот глаз, черт возьми. Ничего не вижу…
Я вытер его лицо, залитое кровью и потом.
— Это тоже выставьте в счет, Мартин, — сказал Куба, — комиссар перешел к военным действиям Впрочем, — добавил он, — вы и сами объявили ему войну.
Едва не задевая кроны высоких деревьев, вертолет приближался к холмам.
Глава 12. ДВЕ СТАРЫЕ РВАНЫЕ ГАЗЕТЫ
Мы без труда добрались до нашего лагеря. Дег выбежал из палатки, приветливо махая нам, но когда мы приземлились, он заметил следы пуль на капоте да так и застыл с поднятыми руками. А увидев окровавленное лицо Кубы, вытаращил глаза и побледнел.
— Что это? — спросил он взволнованно, пока мы спускались по трапу. — Что с вами случилось, Куба, Мартин?
Вместо ответа Куба принялся внимательно осматривать вертолет.
— Комиссар позаботился, Дег, — Еще один подарок. Теперь Рентрерос перешел в наступление. Он обстрелял нас над живарией.
— Обстрелял? Вы хотите сказать…
— Да, он отправился следом за нами и добрался до живарии. Как он узнал, в каком направлении мы двинулись, не понимаю, может быть, какой-нибудь индеец шпионил за нами. Нам повезло, что мы перебрались сюда… Однако, дело приобретает скверный оборот, Дег. Мы потеряли все, что было в живарии: и снаряжение, и топливо.
— Так что же, у нас совсем ничего не осталось? — испугался Дег.
— Не совсем. Однако, мы не сможем много летать на вертолете.
Тут подошел Куба, вытирая ветошью руки. Он слышал мои последние слова.
— Да, теперь не придется много летать, Мартин. Дай бог, чтоб удалось вернуться в Марагуа, — проговорил он. — А в остальном ничего особенного, — он, указывая на вертолет. — Несколько дырок, и больше ничего… — Он улыбнулся. — Я же вам говорил, этот вертолет творит чудеса. — Он указал пальцем на свой лоб. — Посмотрите кто-нибудь, что тут делается?
— Пойдемте в палатку, я полечу вас и перевяжу как следует, — предложил я и, направляясь туда, спросил фотографа:
— Дег, а тут все спокойно?
— Тут — да. Но Даалу, мне кажется, все время был очень обеспокоен. Как только вы улетели, он спрятался в кустах с этой шкурой анаконды, прихватив ружье. Знаете, он даже немного напугал меня…
— Не обращайте на него внимания! — сказал Куба, опускаясь на скамейку. — Он всегда так делает. Он помогал нам'
Я снял платок, пропитавшийся кровью, и смазал рану йодом.
— Ай! — воскликнул Куба, без всяких эмоций, однако. — Мне больно, Мартин.
— Знаю, что больно, но ведь вы умный мальчик и не будете хныкать… — Я наклеил ему пластырь. — Вот и все. Все в порядке, это пустяковая царапина.
Он усмехнулся, вставая:
— Все в порядке; да. Через пять минут мою рану заселят по меньшей мере сотни насекомых, и все разные…
Дег невольно вскрикнул от отвращения, а Куба продолжал:
— Это джунгли. Тут вы можете кричать сколько угодно, да что толку! — Он опять усмехнулся и пошел к вертолету. Мы направились следом за ним и по дороге я рассказал Дегу, что произошло в живарии. Поднявшись в вертолет, Куба выглянул из иллюминатора и крикнул нам:
— Держите!
Дег на лету подхватил вазу доктора Савиля, все еще завернутую в газетную бумагу. Посмотрев на нее, он помрачнел:
— Бедняга, — проговорил он. — интересно, почему…
Тут колокольчики тревоги зазвонили в моей голове все сразу и так громко, что мне даже стало не по себе. Сам не зная почему, я сказал:
— Дай-ка мне сюда эту штуку, Дег.
Он с удивлением протянул мне сверток. Я развернул пожелтевшие газеты и осмотрел деревянную вазу. Ничего! Черт возьми, совершенно ничего. И все же тревога не оставляла меня. Ведь что-то было, и я держал это что-то в руках…
— Что вы делаете, Мартин? — тихо спросил Дег. — Что происходит?
Я посмотрел на него:
— Это тревога.
— Тревога?
Да, это сигнал. Что-то звенит у меня тут, в голове… Знаешь, Дег, — продолжал я, — это началось еще во время войны… Мы завтракали — я и мои солдаты — вдали от передовой. Все было спокойно. Выдалось солнечное утро, птицы щебетали, ну и так далее, и тому подобное. Словом, казалось, что загородная прогулка, а не война… И тут, Дег, я вдруг услышал сотни колокольчиков зазвонили у меня в голове… Я никогда не испытывал прежде ничего подобного. Я испугался и сказал про себя: 'Мартин, или тебя стукнули по голове и ты умираешь, либо ты спишь и тебе снится сон'. Но меня не убили и я не спал. У меня отчетливо возникло ощущение некоей неминуемой, опасности. Тогда я встал и крикнул: 'Тревога, ребята, ложись!' Мои солдаты с изумлением посмотрели на меня, но, естественно, повиновались. Ничего не происходило, но колокольчики продолжали звенеть. Мы полежали так на земле несколько минут… Ну, а потом, когда сержант стал интересоваться, не заболел ли я, знаешь, Дег, как раз в этот момент нас начали обстреливать. В лесу оказались партизаны. Нас не застали врасплох… Короче, мы выкрутились. Вот и все… — Я взглянул на Дега и сказал в заключение: — Я вспомнил эту историю, мой дорогой, потому, что с тех пор, когда что-нибудь не так, я неизменно слышу в своей голове колокольчики тревоги…
— Господи, Мартин!
— И знаешь почему? Потому что на небе есть кто-то, кто любит меня и помогает мне.
Он вздохнул, не зная, улыбаться или нет. Потом почесал затылок.
— А сейчас? — спросил ей.
— Сейчас колокольчике звонят как никогда!
