Добровольческой армии 9 ноября на ст. Проскуров, руководствуясь особой инструкцией, постановила: «Настоящее дело принять к своему производству и произвести по нему расследование» (дело находится в Российском государственном военном архиве — фонд 40 144, опись № 1, дело № 3).
Предварительным расследованием по горячим следам было установлено, что в Жмеринском казначействе за 12 и 13 ноября было принято переводов на сумму 828 180 рублей, тогда как за 11 ноября всего на 68 600 рублей. В одной из справок, подшитых к делу, указывается: «Тем же казначейством за 12 и 13 ноября принято вкладов на сумму 657 386 рублей 97 копеек, а за 11 ноября всего на 61 097 р. 35 коп. По текущим счетам принято за эти два дня на 331 802 рубля 80 коп.».
Был составлен и список подателей переводов, а также список имеющих сберегательные книжки по интересующим следствие датам.
Одним из первых по делу был допрошен полковник Оскар Леонардович Лобановский, заведующий учётно-распределительным отделом при начальнике снабжения войск Новороссии. В частности, он показал: «Я был назначен представителем комиссии для приёмки имущества, доставленного поездом в составе 32 вагонов с петлюровскими ценностями, захваченными на ст. Проскуров. Поезд был принят комиссией 18 ноября, о чём был составлен особый акт… Сначала был произведён беглый осмотр имущества в вагонах. Всё это было упаковано в ящиках, множество которых разбиты были и содержимое выброшено на пол.
Комиссия решила уложить все ящики, опечатать и отправить в Государственный банк. Всего было отправлено 248 ящиков. Теперь идёт подробная проверка содержимого ящиков. Пока проверено документально 19 ящиков, в которых оказалось разных ценных бумаг и незаконченных карбованцев на 30 361 568 рублей… ящик на 25 миллионов 274 тысячи семьсот рублей незаконченных карбованцев. Ввиду того, что помещение кладовых понадобилось освободить, комиссия занялась сортировкой ящиков, которые быстро осматриваются, все ценности укладываются вместе, а не имеющие ценности отдельно… Пока таким образом разобрано 30 ящиков…»
Далее Лобановский предполагает: «По-видимому, в ящиках золотых денег нет. Это я заключаю на основании беглого осмотра, произведённого ещё в вагонах. Имеется около 20 ящиков, которые мы совершенно не вскрывали… каких-либо сведений о том, что именно и сколько расхищено, пока не имею. Пожалуй, это и невозможно будет установить, т. к. хотя и попадается отчётность ценных бумаг, но в таком виде, что подсчёт нельзя сделать».
Следующим был опрошен полковник Николай Евграфович Биршерт: «…9 ноября я, находясь в Жмеринке, узнал, что Проскуров взят нашими войсками. Так как Проскуров — узловая станция, я разузнал, что там должна быть захвачена богатая добыча, и 10-го прибыл туда. Там я узнал от железнодорожных агентов и коменданта станции, что на станции большое количество вагонов гружёных, среди которых, как мне сказали, казна Петлюры, которая, как меня предупредили железнодорожные агенты, уже больше суток разграбляется. Грабёж этот начался по прибытии на станцию бронепоезда «Коршун». Я тотчас же отправился по указанию на запасные пути, причём увидел, что от поезда во все стороны идут люди — крестьяне, железнодорожники и воинские части, с мешками сахара, а у некоторых в руках видны были процентные бумаги, о которых они расспрашивали друг друга, обмениваясь мнениями по поводу этих бумаг.
Вся территория станции была усеяна банковской перепиской, а также украинскими сторублёвками и… мелкими романовскими кредитками. Ближе к поезду я не подошёл, т. к. мне ясно было, что идёт грабёж, и я решил вернуться, составить комиссию и, выбрав вагон с ценностями, отправить их в Одессу…»
По факту присутствия караульных из Симферопольского офицерского полка Биршерт пояснил: «У меня создалось такое впечатление, что они могли бы уберечь ценности и вообще имущество в силу того, что недалеко стоял эшелон с этим полком во главе с командиром его».
Собрав комиссию, полковник отправился с ней к вагонам, но туда его не допустил караул вышеупомянутого полка, который потребовал разрешение на допуск от своего командира.
«Я отправился к нему в вагон, но его не застал, — вспоминал Биршерт. — Вследствие наступившей темноты пришлось отложить осмотр вагонов до следующего дня. Грабежа уже видно не было…»
Вскоре следствие подошло вплотную и к военнослужащим 1-го Симферопольского полка. Так, 30 декабря в Одессе был допрошен вольноопределяющийся этой части, двадцати трёх лет от роду, из крестьян Одесского уезда, Николай Жеков. Он показал: «Я числюсь в пулемётном взводе 1-й роты. У нас при каждой роте пулемётный взвод. На ст. Жмеринка при наступлении оставлена была 4-я рота нашего полка… 2-ю и 3 -ю в эшелоне стали продвигать вперёд по железной дороге».
За одной из станций роте Жекова был дан приказ обойти противника с левого фланга. Со своей ротой он продвигался в обход противника после 6 часов вечера 11 ноября.
«12-го числа около 2 часов дня, — продолжает Жеков, — наша рота подъехала к бронепоезду «Ураган», к семафору ст. Проскуров. За несколько минут до прихода туда взводов нашей роты на ст. Проскуров туда врезался с боем наш бронепоезд «Коршун». Таким образом, первым занял станцию этот бронепоезд. На нём туда направлялись, как я сказал, 2-й и 1-й взводы нашей роты и 3-я рота. Я же с 3-м взводом своей роты пошёл левее Проскурова, где мы образовали заставы, причём наши люди размещались в помещениях какого-то завода. Я видел, что крестьяне несли мешки со стороны станции. С чем эти мешки были, я не знаю. Одного мы остановили, и в мешке оказались кожа и помятое платье. Я прошёл на станцию. Было уже темно. На путях, когда я проходил мимо бронепоезда «Коршун», с этого бронепоезда меня спросили какой части. Спросил кто-то из номеров. Когда я ответил, то на бронепоезде сказали «Это наши соратники!» и выбросили несколько мешков, чем-то наполненных. Я поднял один из этих мешков и хотел спросить, что это такое, но мне сказали: «Беги, это военная добыча, будешь считать в вагоне». Я взял мешок и пошёл по направлению к нашему эшелону. В своём вагоне я положил мешок и лёг спать. На другой день я развязал мешок и увидел в нём облигации разные и серебро столовое Бутского полка (вилки, ножи, ложки и подставки), а также кубок 5-го стрелкового батальона с соответствующей надписью. На следующий же день я узнал из разговоров, что на станции разграблен поезд петлюровский… В расхищении участвовали, кроме нашего полка, 4-й артиллерийский дивизион или батарея, бронепоезда «Коршун», «Генерал Марков», «Ураган» и некоторые из 14-й дивизии. Наша рота затем из эшелона была переведена в город Проскуров и простояла там 2 или 3 дня».
Здесь следует отметить, что Особая комиссия не случайно допросила одним из первых военнослужащих офицерского полка именно Жекова… Как следует из документа, он вскоре получил санитарный билет по ранению и вместе с сослуживцем отправился в Одессу. Но по дороге, а точнее, в Жмеринке их арестовали, обнаружив у Жекова мешок с облигациями и серебром. Через несколько часов их освободили однополчане под поручительство. Тем не менее на следующей станции Жекова арестовали снова. И тут, как утверждал Жеков, при пересчёте денег и бумаг в его присутствии он понял, что при первом аресте часть из находящейся у него суммы исчезла. Вольноопределяющийся добавил к своим показаниям следующее: «Я видел в столе начальника государственной стражи облигации государственного Дворянского банка, а также отобранные у меня подставки для ножей и вилок и Георгиевский крест».
Дальше, понимая всю серьёзность своего положения, Жеков рассказал о том, что ехавшие с ним в вагоне из Жмеринки в Одессу однополчане имели при себе всякие ценности. Но их почему-то никто не арестовал. Было и ещё одно показание с его стороны. В ресторане Проскурова, где размещалось Офицерское собрание, каждый вечер офицеры ставили большие суммы денег. Среди них можно было увидеть и самого командира Симферопольского полка полковника Робачевского. В общем, дело принимало серьёзный оборот. В тот же день после допроса вольноопределяющегося Жекова оставили под арестом на военной гаупвахте. У Особой комиссии войск Новороссийской области для этого оказалось ровно две веские причины. Первая. Жеков отрицал своё непосредственное участие в расхищении петлюровской казны и объяснил, что отобранные у него ценности были выброшены ему неизвестным лицом с бронепоезда «Коршун». Но всё это выглядело чересчур сомнительно. Вторая. Для комиссии это объяснение не вызвало доверия и в любом случае требовало проверки. Таким образом, до разъяснения всех обстоятельств Жеков подлежал содержанию под стражей.
Прежде всего из-за систематического расхищения весьма ценного груза и невозможности предотвратить это явление Реквизиционная комиссия спешно отправила поезд с казной Петлюры из Жмеринки в Одессу. Уже там из-за невозможности произвести подробный учёт на месте всех прибывших
