По-алатски муженек не понимал, от чего стало еще смешней. Женщина подбежала к окну, плеснула в невидимые цветы — поделилась с ночью и нечистью, после чего расхохоталась уже откровенно. Это было заразно, ибо Бонифаций немедленно разоржался и оказался возле жены. Не будь аспид супругом, Великолепная Матильда знала бы, что делать, а так пусть сам соображает, аспид бровастый...
Аспид сообразил, только им помешали. Стук в дверь был негромким и четким. Так стучат, когда действительно нужно, только кому? Не Этери же рожать собралась? Рановато, разве что они с Алвой совсем сдурели! Принесла картинку... Художница!
— Твое преосвященство, — потребовали из коридора, — соизвольте протрезветь.
— Откроешь? — буркнула Матильда, наспех завязывая пояс.
Бонифаций уже отодвигал засовы. Вошедший Алва был подтянут и отрешен, хоть сейчас в поход. Песни кончились, это женщина поняла сразу.
— Я бы предпочел, чтобы эту ночь вы посвятили друг другу, — равнодушно извинился кэналлиец, — но обстоятельства переменились. Мне надо ехать, причем немедленно. Сударыня, вы либо идете спать, либо остаетесь, но в таком случае вы остаетесь с нами если не навсегда, то до конца... осени, в которую мы почти угодили.
— Она остается, — рыкнул Бонифаций. — Мориски?
— Нет. Ко мне явился выходец. — Подобным тоном Адриан говорил о своих магнусах. — Понять этих господ сложно, но главное, надеюсь, разобрать удалось. По ее словам...
— «Ее?» — взмахнул бровями Бонифаций.
— Это дама. Я косвенно поспособствовал тому, что она оказалась в своем нынешнем положении. Это и позволило ей найти меня, а мне — ее принять. Моя покойная гостья утверждает, что нескольким городам, один из которых наверняка Оллария, грозит участь Надора. По ее мнению, я в состоянии если не предотвратить опасность, то придержать, но для этого должен оказаться на месте. Она берется меня провести.
— Врет! — аж задохнулась алатка. — Нагло! Олларию спасать... Как бы не так! Выходец чего только не наплетет, чтоб уволочь...
— Не думаю. — Ворон взял флягу с касерой, тщательно закупорил и положил на дальний край стола. Пододвинул стул, сел, недвусмысленно отсекая супругов от любимого пойла. — Она счастлива и, как следствие, никому не желает зла. Напротив, нашей даме хочется, чтобы живые оставались таковыми подольше. Кроме того, она не слишком развита и вряд ли способна на подобные выдумки, разве что ей подсказывает Леворукий... Тогда мне тем более надо идти, а дороги мертвых короче наших.
— Ты что? — вконец оторопела Матильда. — С ней собрался?! С этой?! Она же по твоей вине сдохла, теперь у нее над тобой власть! Иначе б она сюда не добралась...
— Будь так, радость моя, — перебил Бонифаций, и плечи принцессы обхватила мужская лапища — теплая такая лапища, сильная... — мы бы сейчас с тобой, беды не чая, сон вкушали, а Рокэ, избегнув когтей, все позабыл бы...
— А ведь точно, дрыхли бы мы! — От сердца совсем немного, но отлегло. — Только все равно заманивает, тварь! Уйдет он с ней, и с концами!
— Уйду, — спокойно подтвердил Алва, — это не обсуждается. Тревога может оказаться ложной, но посмотреть необходимо. И, сударыня, вы правы, я ухожу с концами. Война на севере вряд ли в пристойном состоянии, да и с Рудольфом пора ругаться... Мы больше не имеем права тянуть и беречься, нужно рискнуть, но разрубить все узлы.
— И потому регент и Первый маршал заживо лезет в могилу?! Это не последняя война и не последняя беда. Если отдать все сейчас, кто будет вашим Талигом завтра?
— Так думаете не только вы, но и Рудольф. — Алва улыбнулся, и Матильда на старости лет едва не уподобилась лисоньке Этери. — Только я далеко не «всё», кроме того... Разве я похож на то, что можно взять и «отдать»?
— На императора ты похож, — хмыкнул Бонифаций. — Если подумать, уже года три...
— Омерзительно. Особенно с учетом всяческих пророчеств...
2
Что святая обязанность кавалера — развлекать дам (любых!), Марсель уяснил года в четыре. Обычно виконт справлялся с этим шутя, но на сей раз возникли трудности. Выходца не угостишь, а для флирта капитан Гастаки была слишком мертва, мощна и верна супругу. Оставалось вести светскую беседу, что Марсель и делал, ощущая себя скачущим с кочки на кочку через полное ягод и пиявок болотце. В первую лужу виконт плюхнулся, упомянув «пантерок». От былых соратниц капитана Гастаки затрясло, как трясет вояку от дезертиров, а верную супругу — от развратниц.
— Никчемные шлюшонки! — ревела Зоя. — Увязались за мной, чтобы ловить штаны! Ненавижу... Дуры вертлявые. Ни ума, ни совести, только б лизаться... Я потопила фельпский флагман, я не давала бездельничать гайифским болванам, я бы спасла и флот, и битву, если б не самозваные адмиралы и не эти дуры! Якорь им в глотку, угробить «Пантеру» и вертеть задом перед врагами... Сучки несытые, сожри их зубан! Завидели кобелей, и последние мозги вон...
— Сударыня, — попытался выбраться из лужи один из упомянутых кобелей, — а что вы сделали с другими вашими офицерами? С теми, кто был на одной вилле с вами? Почему они вообразили себя крысами?
— Это не мы! — отреклась Зоя. — Мы с Арнольдом такого не делаем. Не умеем, не знаем, не хотим! Я ушла за тем, кого всегда ждала, я не оглядывалась... Я не хотела забирать этих, нет, не хотела. Зачем мне они? А они уцепились, не уснули и уцепились... Так бывает: сперва вытечет, потом натечет другое. То, что рядом... Оно не страшное для горячих, оно никакое, просто так вышло. Может, я слишком злилась и они не уснули, может, они в это время про меня же, за моей спиной... Тогда сами виноваты, мерзавки, но я не хотела. Так вышло, но мне все равно.
— Мне тоже вообще-то, — совершенно честно признал Валме, — хотя, когда женщина
— Не уснул, потому что кровь. Не твоя, но для не-сна хватает. Я сперва так думала, но, может, дело уже в тебе. Ты очень не наш, ты ничей. Совсем.
— Этого еще не хватало! Если я совсем ничей, как же я с вами пойду?
— Ты не пойдешь. Он не хочет.
— А кто его спрашивает? Я хочу, и я пойду, главное — пройти. Я не застряну в этой вашей дыре, или где вы там ходите?
— От холода к холоду и еще там, где горячие говорили то, что мы слышим. В этом доме многое сказано. Мы можем входить и звать.
— А забирать?
— Только если ответят и захотят. И еще виновных...
Виновные Марселя не заботили.
— Я отвечу и захочу, — твердо сказал виконт. — Надо сказать что-то определенное или можно импровизировать?
— Чего можно, якорь тебе под хвост?!
— Чтобы пойти с вами, — терпеливо уточнил Валме, — нужно знать особые слова или хватит чего-то вроде «капитан Гастаки, я желаю идти с Рокэ Алвой и обязуюсь не иметь к вам никаких претензий»?
— Ты в самом деле хочешь. — Мертвая дама смотрела в упор, но страшным это не было, то есть страшным по-сказочному. Вот если б Валме требовалось жениться или хотя бы согрешить, тогда это был бы не страх, а целый ужас. — И ты сможешь пройти, но какой же ты горячий!
— Прошу меня простить. Это доставляет вам неудобства?
— Нет, раскуси тебя зубан! Мне это никак, но хотела бы я глянуть на того, кто за тобой придет, а ведь такие быть должны!
— Пожалуй... Хотя я вроде бы лишнего не говорю. И Валмон, это наше имение, пока не провалился... Кстати, вы ничего про Рожу не знаете? Это маска такая. Ей, если Коко не врет, пара тысяч лет. С одной
